(Псефисма. Письмо. Псефисмы)

(162) Теперь в подтверждение того, что мы могли бы застать Филиппа на Геллеспонте, если бы кое-кто слушался меня и выполнял ваши приказания согласно псефисмам, пригласи в качестве свидетелей людей, бывших там.

(Свидетели)

Прочитай еще и другое свидетельство о том, что отвечал Филипп вот этому Евклиду, прибывшему туда позднее120.

(Свидетельское показание)

(163) И они не могут даже отрицать того, что все это делали в пользу Филиппа, – об этом послушайте мой рассказ. Когда мы отправлялись в первое посольство для переговоров о мире, вы послали вперед глашатая, чтобы совершить от нашего имени возлияния. Так вот тогда, едва прибыв в Орей, они не стали дожидаться возвращения глашатая, не сделали там никакой остановки, морем переправились в Гал, хотя он был осажден, и далее оттуда, выйдя к осаждавшему его Пармениону, направились через расположение неприятельских войск в Пагасы и так, продолжая путь, встретились в Лариссе с глашатаем121: вот с какой поспешностью и торопливостью они тогда ехали. (164) А вот теперь, несмотря на то, что был мир и полная безопасность передвижения и от вас было приказание спешить, тут у них не было охоты ни торопиться с ездой, ни плыть морем. Почему же так? Потому, что тогда скорейшее заключение мира было на пользу Филиппу, теперь же ему выгодно было пропустить как можно больше времени до принятия вами у него присяги. (165) А что и сейчас я говорю правду, в доказательство возьми-ка еще и это свидетельское показание.

(Свидетельское показание)

Можно ли найти лучшее доказательство того, что люди действовали всецело на пользу Филиппу, чем вот это? Ведь совершая одинаковое путешествие, они в одном случае, когда нужно было спешить для вашего блага, сидели сложа руки, в другом случае, когда и шагу делать не следовало до прибытия глашатая, они так торопились!

(166) Затем посмотрите, чем каждый из нас предпочитал заниматься во время нашего пребывания там, пока мы сидели в Пелле. Я лично занимался тем, что разыскивал наших пленников и старался их выкупать, тратил на это свои личные деньги и ходатайствовал перед Филиппом об освобождении их за счет подарков, которые он нам предлагал. А что́ все время делал Эсхин, вы сейчас услышите. Какой смысл имело то, что Филипп предлагал деньги всем нам вместе? (167) Объясню, чтобы и оно было вам понятно: этим способом он испытывал всех нас. Каким образом? Пробовал он подсылать каждому в отдельности и предлагал, граждане афинские, даже большие суммы золота. Но так как со стороны кое-кого он потерпел неудачу (про себя самого мне нет надобности говорить, но поступки мои и дела сами это покажут), вот он и рассчитывал, что, если дать всем сообща, то все примут подарки попросту: в таком случае безопасность будет обеспечена для тех, которые продали себя поодиночке, раз мы все сообща хоть в малой степени примем участие в получении подарков. Вот причина, почему давалось это под видом подарков гостям. (168) Но так как я помешал, они опять-таки поделили между собой и их. Филиппу же, после того как я просил обратить эти деньги на выкуп пленных, было неудобно ни назвать их, если бы ответить, что «их получили такой-то и такой-то», ни уклониться от такого расхода122. Вот он и согласился, но отложил исполнение, сказав, что отошлет их на Панафинеи123. Читай показание Аполлофана, а затем остальных, кто там были.

(Свидетельское показание)

(169) Давайте же я расскажу вам и о том, сколько пленных я сам выкупил. Да, за то время, пока мы находились в Пелле еще до прибытия Филиппа, некоторые из пленников, отпущенные на поруки, разуверившись, как мне кажется, в том, чтобы мне удалось убедить на этот счет Филиппа, заявили о своем желании самим выкупиться и не быть нисколько обязанными Филиппу. Они брали у меня взаймы деньги, кто три, кто пять мин, – каждый по мере того, сколько ему требовалось для выкупа. (170) Когда затем Филипп согласился отпустить остальных, я созвал тех, кому дал денег взаймы, и напомнив им, как было дело, чтобы у них не сложилось впечатления, будто они остались в проигрыше из-за торопливости и при всей своей бедности выкупились на свои собственные средства, тогда как остальные рассчитывают получить освобождение от Филиппа, я отдал им в подарок выкупные. В доказательство, что я говорю вам правду, прочитай-ка вот эти свидетельские показания.

(Свидетельские показания)

(171) Итак, вот сколько денег я потратил и отдал в подарок нашим гражданам, оказавшимся в беде. Но этот человек, может быть, станет сейчас же говорить вам: «Как же ты, Демосфен, раз уже из моей поддержки Филократа, как ты говоришь, убедился, что наша деятельность не ведет ни к чему хорошему, все-таки участвовал в новом посольстве для принятия присяги и не отказался с клятвенным заверением?» Но я, как вы должны помнить, договорился с теми, для которых выхлопотал освобождение, что привезу выкупные деньги и по мере сил постараюсь их спасти124. (172) Ужасно было бы оказаться обманщиком и оставить без помощи людей в несчастном положении, своих сограждан. А если бы я отказался под присягой, было бы крайне неприлично да и небезопасно путешествовать туда в качестве частного лица. Ведь конечно, не будь у меня желания спасти тех людей, тогда совсем пропади я пропадом, если бы отправился в посольство вместе с ними, да еще захватив с собой весьма большие деньги. Вот доказательство: в третье посольство, хоть вы дважды меня избирали, я дважды под присягой отказался125. Да и в то путешествие я все время действовал против них. (173) И все дела во время посольства, которые я вел вполне самостоятельно, шли у вас вот так; те же, в которых одерживали верх они, имея за собой большинство, все потеряны. А между тем и все остальные могли бы кончиться одинаково успешно, как и те, если бы кое-кто слушался меня. Ведь не настолько же я жалкий и безумный человек, чтобы, с одной стороны, ради славы в ваших глазах давать свои деньги, видя, как другие получают, и, с другой стороны, чтобы не сочувствовать осуществлению таких дел, которые могли бы быть выполнены без всяких затрат и всему государству принести гораздо больше пользы. Разумеется, я не таков, граждане афинские. Но, как видно, эти люди были сильнее меня.

(174) Ну, а теперь для сравнения с этим поглядите, что́ сделано им и что Филократом. Все будет яснее, если сопоставлять одни дела с другими. Эти люди, прежде всего, исключили из условий мира фокидян, галейцев и Керсоблепта вопреки псефисме и не считаясь с тем, что сами же говорили вам126. Затем они принялись искажать и нарушать псефисму, на основании которой мы пришли туда в качестве послов127. Потом они вписали кардийцев под видом союзников Филиппа128, отказались послать вам письмо, которое я написал, и послали свое, в котором сами не написали ни слова правды. (175) Наконец, вот этот благородный человек заявил, будто я обещал Филиппу низвергнуть у вас демократический строй, так как я порицал их действия, не только считая их позорными, но и боясь из-за них сам быть осужденным заодно с ними, а между тем сам он все время не переставал частным образом встречаться с Филиппом. Не говорю уж про все другое, но вот однажды в Ферах Деркил – вовсе не я! – вместе с моим рабом, который здесь, перед вами, целую ночь караулили его. Захватив его, когда он выходил из палатки Филиппа, Деркил велел рабу сообщить обо всем виденном мне и запомнить самому. Наконец, этот гнусный и бессовестный человек после нашего отъезда ночь и день оставался у Филиппа129. (176) В доказательство справедливости моих слов я готов подтвердить их своим свидетельством, дав письменное показание под свою ответственность; я призову также и всех остальных послов каждого отдельно и потребую одного из двух – либо подтвердить своим свидетельством, либо отречься под присягой. Если же они станут отрекаться, я перед вами явно изобличу их в клятвопреступничестве.