— Секундочку, — быстро ответила она. Как будто призналась: «Я, как и вы, не имею об этом ни малейшего представления».

Пока она занималась поисками, я мысленно перебрал все известные мне археологические районы Витории и окрестностей. Ничего подобного на ум не приходило.

На экране появилась девушка в дорогих темных очках и с короткой стрижкой и жестом пригласила меня приблизиться.

— Вот оно, на Зеленом кольце, на севере между Юрре и Гобео. Это место не очень популярно, там мало достопримечательностей. Распечатать вам карту, как добраться?

— Лучше я сам посмотрю, — отозвался я. — Можете показать фотографии, чтобы я знал, как это выглядит?

«Чтобы у меня заранее сложилось представление о том, что я увижу», — добавил я про себя.

Увидев фотографию, я сглотнул слюну: от урочища осталось лишь несколько камней, которые отмечали стены того, что некогда было доримским поселением, а затем — довольно значительным римским военным лагерем.

Меня обеспокоило расположение урочища: рядом протекала река Задорра, а на берегу росло множество деревьев, тополей и дубов.

Это слишком напоминало место убийства Ребекки в Фонтибре.

Мурашки пробежали у меня по спине, под увесистым бронежилетом, однако я поблагодарил за информацию и бросился к машине. Посмотрел на часы: до встречи оставалось двадцать минут. Я не успевал.

* * *

Кое-как припарковавшись напротив шале, стоящих на проспекте Задорры, я пересек шоссе и углубился в парк. Кусты и деревья утратили свою листву, утренние заморозки сменились ледяными зимними холодами, и большинство растений погрузились в спячку.

Было почти двенадцать, но подслеповатое солнце едва прогревало воздух. Туман не покидал это холодное сырое место.

Я увидел табличку с планом местности и зашагал по узкой тропинке, по которой в тот день явно никто не проходил. Поднялся на небольшой холм и обнаружил сделанный из бревен указатель, на котором значилось, где именно расположено таинственное урочище Атча.

Наконец я выбрался из этого маленького лабиринта. Внизу, прямо передо мной, разросшиеся сорняки скрывали то, что, видимо, и было тем самым урочищем.

Оно занимало всего три метра в длину и метра четыре в ширину. Я проигнорировал столбики, предлагавшие обойти достопримечательность по периметру, и забрался прямо в урочище, разыскивая нечто, сам не очень понимая, как оно должно выглядеть.

В этот миг послышался шум мотора.

Я насторожился и повернул голову.

В мою сторону по узкой тропинке приближался небольшой мопед.

Рука машинально нашарила пистолет. Я вспотел, как мышь, несмотря на туман и холод.

На склоне возник крепкий светловолосый мужик верхом на нелепом мопеде курьерской компании. На багажнике виднелся красный ящик. Мужик мрачно посмотрел на меня и остановился напротив.

— Вы — Унаи Лопес де Айяла? — прокаркал он вороньим голосом.

— А вы, простите, кто такой?

— Я Хозерра, сотрудник компании «Полики», специализирующейся на срочных доставках. Если вы Унаи, у меня есть для вас пакет. Заказ был на двенадцать ноль-ноль, и вы не представляете, чего мне стоило найти это место.

Я посмотрел на него с недоверием. Огромным недоверием.

— Ни разу не слышал. Я имею в виду, про такую компанию.

Это была плохая шутка. Poliki на баскском языке означает «медленно». Какой идиот дал бы такое название курьерской компании?

— Мы новенькие… Эй, поставьте вашу подпись вот тут, и я исчезну.

— Покажите сначала пакет. Только открывайте медленно, — приказал я и выхватил пистолет.

Не хватало еще, чтобы парень вытащил «Тейзер» и поджарил мне мозги.

— Черт! Я всего лишь привез вам посылку, — воскликнул верзила, увидев «пушку». Он послушно поднял руки и положил их за голову, не дожидаясь моего приказа.

— Я инспектор полиции, — сказал я, показывая бляху. — Делайте, что говорю. Очень медленно.

Светловолосый мужик достал коробку и открыл. Извлек из нее пухлый сверток и протянул мне.

Я посмотрел на часы — было двенадцать ноль пять. Это запросто могла быть часовая бомба. Отлично. Я знал процедуру, которой нужно было следовать. Попросить курьера аккуратно положить конверт на землю, убраться оттуда поскорее, вызвать товарищей из отдела разминирования, чтобы те явились со своими роботами и занялись пакетом.

Ничего этого я не сделал. Отошел метров на пятнадцать, не переставая целиться в посыльного. Я все еще смотрел на него подозрительно.

— Откройте пакет и опишите мне содержимое, если вам не известно, что в нем.

Я медленно попятился, дошел до обрыва в несколько метров высотой, которым заканчивался склон. Внизу протекала река. Тут я заметил влажное пятно, расплывающееся на красных форменных брюках верзилы: тот обмочился от страха.

Он не послушался меня и вскрыл конверт торопливо, как ребенок в утро Волхвов. Крикнул:

— Это планшет! К нему приклеен розовый стикер с надписью «Это не бомба». Вот урод, мог бы написать поверх конверта…

«Пожалуй», — молча согласился я, подошел к курьеру и выхватил планшет.

— Чертова работа. Знала бы моя супружница… — пробормотал мужик, теребя воротник форменной рубашки. — Вам надо подписать эту бумагу.

Я накорябал подпись и протянул ему маленькую тетрадку.

— Напишите здесь ваше имя и номер удостоверения личности, — сказал я чуть более расслабленно. — И никому ничего не говорите — ни на работе, ни дома. Это тайна следствия.

— Можно подумать, мне кто-то поверит… — недовольно пробурчал он.

Затем снова уселся на мопед, неведомым образом уместившись на крошечном сиденье, и его как ветром сдуло.

Оставшись в урочище один, я включил планшет и увидел на экране открытый персональный чат.

«Здравствуй, дорогой Кракен. Очень сожалею, что пришлось ударить тебя по голове».

Я принял приглашение и начал писать.

«Ну и сильна же ты для своих шестидесяти с чем-то…»

«Следствие того, что ты меня недооценивал».

«Ясно. Этого больше не повторится», — пообещал я ей. А заодно и себе.

«А еще мне жаль, что пришлось прибегнуть к такому специфическому способу пообщаться. Но я не могла допустить, чтобы вы меня задержали. Ничего хорошего меня не ждет».

«Чего ты хочешь?» — спросил я.

«Помочь, несмотря ни на что. Помочь».

«Помочь в чем, Голден?»

«Вы должны остановить Ребекку. Я хорошо ее знаю. Она не остановится».

Ребекка?

Почему Голден говорит о Ребекке так, будто та жива, если бедная девочка была убита в 1993 году?