– Чувствую, Эскин, что я к тебе не вовремя, – грустно улыбнулась Соня, – но мне совсем деваться некуда!

– Хотите, я вам уступлю свою трехкомнатную квартиру?! – неожиданно предложила Алла.

– Вообще-то я здесь жила, – обиженно вздохнула Соня, – а еще я жду от него ребенка!

– А как ты докажешь, что это его ребенок?! – спросила Алла.

– Эскин, ты сам не можешь им сказать, что это твой ребенок, – решительно обратилась к нему Соня.

– Я ничего не знаю, – покраснел Эскин, – но не гоню тебя!

– Спасибо, Эскин, ты настоящий друг, – Соня с такой презрительной усмешкой поглядела Эскину в глаза, что ему стало не по себе.

– Ну, на самом деле я ничего не знаю! Ты же в то время жила не только со мной, но и с Глебом, и откуда ты сама можешь знать, что это мой ребенок, а не его!

– До того, как эта тварь – Мабуту изнасиловал меня в номере и продержал у себя целый месяц, тебя все устраивало! – всхлипнула Соня.

– Так он тебя изнасиловал?! – удивился Эскин.

– Мабуту плохой, Мабуту очень плохо делать, – прошептала Лулу, боязливо поводя плечами.

– Вот, видишь, Эскин, нашего полку прибыло, – засмеялась Алла, хотя в ее смехе явственно прозвучала обида.

– Я ничего не знаю! – сказал громко Эскин. – Я ничего еще не решил!

– Ага! Значит, ты хочешь, чтобы я рожала где-нибудь на улице, под забором! – завопила Соня.

– Но я же сказал, что я ничего не сказал! – испуганно откликнулся Эскин.

– Слушай, Эскин, а почему бы ей, не стать твоей третьей женой, – загорелась Алла, про себя она уже решила заняться докторской диссертацией на тему «Проблема взаимоотношений между женами в полигамном браке».

– Ну, мой маленький, мой пупсеныш, – жалобно улыбнулась Соня, из-за ее спины на нее хмуро глядела Лулу.

– Ни за что! – осмелев, сказал Эскин.

– Но, вспомни, Лева, я же отдавала себя тебе всю, целиком, – всхлипнула Соня.

– Ничего ты не отдавала, – проворчал Эскин, – тебе просто хотелось трахаться, а с кем все равно, со мной или с Глебом, или с Амулетовым, или с Мабуту. Лулу мне рассказала, как ты сама соблазнила Мабуту! И никто тебя не насиловал!

– О, Господи! И ты ей поверил! – истошно завопила Соня.

– Лулу не врать! Лулу сама видеть ты целовать Мабуту! – вмешалась в их разговор сердитая Лулу.

– Ты еще пожалеешь, Эскин, ты очень об этом пожалеешь, – сказала уже спокойным тоном Соня, и гордо вскинув свою головку, быстро вышла из квартиры.

– Надо же какая она актриса! – изумилась Алла.

– Еще какая актриса! – улыбнулся со вздохом Эскин. – Хотя, я ее и не выгонял!

– Но все равно ты с ней не хотел оставаться, – заметила мудро Алла.

– Да, – вздохнул Эскин.

– А для женщины нет более страшного унижения, чем просить своего мужчину остаться с ней, – Алла глядела на Эскина с таким вниманием, что Эскину показалось, что она изучает его как подопытного кролика.

– Слушай, а что ты на меня так смотришь? – занервничал Эскин.

– Боюсь, что со мной ты поступишь точно так же, – Алла обняла Эскина и поцеловала.

Лулу тоже обняла Эскина сзади и прижалась к нему, целуя мочку уха.

– Эх, дорогие мои, до чего же я вас всех люблю! – расчувствовался Эскин и даже смахнул рукавом слезу, – неужели такое счастье может быть?! И с кем, со мной!

– Подожди еще, может найдешь себе других баб, а нас выгонишь, – усмехнулась Алла.

– Типун тебе на язык! – рассердился Эскин.

– А почему именно типун, а не какое-нибудь сладкое блюдо?! – засмеялась Алла.

В этот момент Эскин почувствовал, что Алла радуется уходу Сони, хотя все еще как-то сомневается в Эскине.

Тогда он снова поцеловал Аллу, он почувствовал, как прикосновение ее губ превращает ее в трепетного зверька, как немой восторг переполняет ее душу, а все сомнения и страхи быстро растворяются как тучи в небе, когда идет дождь, а что такое дождь, как не проникновение неба в землю.

Земля и небо совокупляются во время дождя, иногда они так глубоко чувствуют друг друга, что гремит гром, сверкает молния и все дрожит в их природном экстазе.

Вот и он быстро срывает с Аллы платье и мгновенно проникает в нее, а она стонет, кричит, она достигает оргазма, самого глубокого проникновенного чувства проникновения в него.

Но вдруг, Эскин оборачивается, и видит рядом лежащую на полу обнаженную и плачущую Лулу, и тоже страстно ждущую его проникновения – проникновения в себя, его семени, и он как птица перелетает с Аллы на Лулу, и снова происходит чудо.

Вопль Лулу пронзает пространство многоэтажного дома, когда Эскин пронзает ее, и чувство щемящего восторга сливается с внутренним экстазом всей Вселенной.

А за окном идет дождь как ощущаемое повсюду проникновение неба в землю.

Все небо все грохочет в экстазе, а земля под ним все дрожит, озаряемая накалом его чувств. И везде происходит одна Любовь…

В бурлящем потоке воды как будто протекающего сознания, дядя Абрам держащий, свою Риту за руку, как за путеводную нить, почти ни о чем не думал, кроме того, куда их несет эта вода.

Было ощущение, что кто-то их водит по одному и тому же кругу, ибо нельзя себе было представить, что столько воды можно было заключить в этом странном небосклоне, в противном случае вода бы просто разрушила его.

Правда, уже, когда их силы были на исходе, они увидели слабый свет и край какой-то лестницы, ведущей из воды снова наверх.

Они подплыли к ней и стали выбираться из воды.

Они ничего уже не говорили друг другу, они так сильно устали, что у них не было никаких эмоций, только желание лечь на любую земную поверхность и отключиться.

Когда дядя Абрам нащупал хорошо знакомый ему люк с задвижкой, он подумал, что они опять окажутся на крыше, но вместо этого они с Ритой очутились в зеркальной комнате отовсюду, и сверху, и снизу, и со всех сторон на них глядело очень яркое озарение светом собственного отражения.

Дядя Абрам тут же догадался, что продюсер видит их сквозь зеркало, а поэтому может наслаждаться их жалким видом отовсюду.

– Давай трахнемся! – сказала Рита, обнимая его, уже лежащего на зеркальном полу.

– Я устал, – прошептал он, ему не хотелось говорить о своей догадке, но Рита и не думала соглашаться с его отказом.

Она решительно сорвала с него мокрые штаны и обхватила его член нежными губами.

Всего какое-то мгновение, и дядя Абрам забыл о продюсере, он уже был в ней, в своей Рите, блаженно вздымающей над ним свое волшебное создание.