– Так вы не хотите меня слушать?! – еще раз переспросил режиссер.

– И когда этот кабан заткнется?! – Рита крепко обняла дядю Абрама и зарылась в его теплой шерсти на груди.

– Не обращай внимания, – прошептал дядя Абрам, – самое главное, что мы с тобой вместе!

– Секс освобождает человека от духовных потребностей, – упрямо твердил свои мысли продюсер, – кто мало занимается сексом, тот вынужден что-то придумывать взамен.

Например, любовь тоже можно выдумать и поверить в нее, особенно если ты находишься в каком-нибудь замкнутом закрытом пространстве… с человеком противоположного пола.

Долгое нахождение самца и самки в любом закрытом помещении неминуемо ведет их к сексу, а если они еще и люди, то вполне возможна и любовь.

Однако, эта любовь скорее всего носит иллюзорный характер, она вызвана тем, что…

– Та-ти-ра, ти-ра-ра, – запел хорошо знакомую мелодию дядя Абрам.

– Та-ти-ра-ра-ра-ра! – стала ему громко подпевать Рита.

– Но это же не хорошо, вы же обижаете меня, – расплакался продюсер, но дядя Абрам с Ритой напевали эту мелодию все громче и громче.

– Прекратите! – заорал обезумевший продюсер, но они и не думали прекращать своего пения, и даже, когда отключился свет и сверху на них полилась бурными потоками вода, они все еще продолжали петь…

– Ну, ладно, сукины дети, – прошептал продюсер, нажимая на какие-то кнопки.

Они пели и тогда, когда почувствовали, что уже плывут и их куда-то уносит течением. Окружающие их мрак и вода не могли разрушить маленького счастья быть вместе и наплаву.

Амулетов и не думал помогать Эскину в розыске его отца.

Напротив, в нем появилось неукротимое желание ему отомстить. Амулетов слишком хорошо запомнил и свое унижение в их квартире, и помещение его в психиатрическую больницу, которое организовал Эскин.

И что бы он не говорил ему о том, как его самого преследовал Зэбка, все было надуманной ложью и притворством.

«Скорее всего, – думал Амулетов, – я ему понадобился в качестве детектива, вот он меня и освободил! И может даже временно!»

Амулетов пытался бегать по инстанциям и жаловаться на незаконное помещение его в психбольницу, но везде встречал абсолютное непонимание и равнодушие!

Ведь его освободили как психически больного человека и теперь поставили на учет, а подавать жалобу в суд он боялся.

Он и сам немного разбирался в психиатрии и знал, что даже у шизофреников бывают длительные стадии ремиссии, когда они ничем не отличаются от нормальных людей, а, учитывая, что он прошел длительный курс лечения в психбольнице, можно было не сомневаться, что у него началась ремиссия.

Во всяком случае, такое заключение вынесет любая экспертная комиссия.

Желание отомстить Эскину постепенно меркло на фоне развивающихся страхов.

«Наверное, ему все-таки лучше помочь, – вслух размышлял Амулетов, – ведь если я ему найду отца, то он от меня навсегда отвяжется и даже будет благодарен!»

– Конечно, дорогой, – соглашалась его жена Ариша.

«Слава Богу, хоть она меня не бросила, – думал Амулетов, – а ведь вполне могла, учитывая какой страстью я воспылал тогда к Соне».

С этого дня он окунулся в книги по оккультизму, решив явиться к Эрике Львовне в редакцию как знаток сексуального оккультизма с какой-нибудь статьей на эту тему, чтобы, воспользовавшись беседой, поставить прослушку.

Прочитав несколько книг по оккультизму, Амулетов пребывал в некоторой рассеянности.

Согласно теории классического оккультизма центральным его местом являлось целомудрие (брахмачарие), как необходимое условие динамизации воли, которую необходимо проявлять в оккультных опытах.

Теория сексуального оккультизма возникла уже в наше время как пережиток древнего языческого отношения к полу, когда поклонялись и фаллосу, и богиням плодородия, олицетворяющим собой священный секс.

Всякие сексуально-оккультные опыты были связаны с различной магией, заклинаниями, космическими позами и афродизиаками – средствами, имеющими свойство возбуждать или усиливать половое чувство.

Именно на тему афродизиаков Амулетов и решил написать статью, по сути дела остроумную выдумку, из которой следовало, например, что Козерогам в качестве афродизиака более всего подходит спаржа и шоколад, Рыбам – лягушачьи бедра и яйца черепахи, Овнам – гвоздика и корица, Тельцам – бычья кровь и бобровая струя, Близнецам – шпанские мушки и майские жуки, и так далее.

За два дня статья была готова, и Амулетов уже собирался к Эрике Львовне, но к нему в агентство совсем неожиданно нагрянула Соня.

– Что, не ждал?! – усмехнулась она, смело усаживаясь на кресло без приглашения.

– В общем-то, нет, – смущенно пробормотал Амулетов.

– А ты не знаешь, где сейчас Эскин? – от ее вопроса Амулетов тут же заулыбался.

– Так ты знаешь, где он?

– Нет, не знаю, – вздохнул Амулетов.

– Ну, я же по глазам вижу, что знаешь, – засмеялась она, – ты совершенно не умеешь врать! – и присев к нему на колени, она обняла и поцеловала его.

«Неужели эта ненормальная женщина опять увлечет меня», – подумал Амулетов, чувствуя, как ее рука залезла к нему в брюки.

– Отпусти, меня, пожалуйста, – жалобно взмолился Амулетов.

– А какой ты смелый и решительный был в самом начале, дорогой, – с сожалением сощурилась Соня.

«Это просто какое-то наваждение!» – подумал Амулетов, чувствуя, как рука Сони уже теребит его член.

– Бесполезно! – прошептал он.

– Почему бесполезно? – удивилась Соня.

– Потому что меня залечили! – расплакался Амулетов. Соня не поверила Амулетову и еще несколько минут совершенно напрасно шевелила, сжимала его безжизненный отросток.

– Так ты тем более должен мне сказать, где Эскин! – убрала с обидой свою руку Соня. – Ведь это ты по его милости лежал в этой самой психушке.

– А зачем он тебе?! – спросил Амулетов.

– Ну, а тебе-то не все ли равно, – на ее лице заиграла злая и коварная улыбка.

– Мне не все равно, потому что он мой клиент, а без согласия своего клиента я не могу тебе давать никакой информации, – ответил Амулетов.

– Ишь, как ты заговорил, – покраснела Соня, – а помнишь, как ты меня здесь насиловал?!

– Я не виноват, что ты действуешь на меня как наркотик, – начал оправдываться Амулетов, – а потом я честно хотел стать твоим мужем.

– Спасибо! Уже не надо! – шутливо замахала руками Соня.

– Какая ты все же жестокая! – заметил с обидой Амулетов.