Я делал это как бы на неформальной основе; при этом я продолжал учиться на инженера и ходить в гражданском. Несколько раз в чертежном зале Политехнического института, где я работал, появлялся посыльный в форме и сообщал, что атаман просит меня немедленно прибыть в его дворец. Естественно, это вызывало у остальных студентов живой интерес – тем более что я с удовольствием поддерживал атмосферу таинственности и не говорил, чем занимаюсь в столь высокой компании.

В результате предварительной переписки была достигнута договоренность о встрече атамана Краснова с британским генералом Пулем. Обоих сопровождали по нескольку штабных офицеров – с генералом Пулем были британский подполковник Т. Кейс (хорошо говоривший по-русски), генерал Драгомиров (из штаба генерала Деникина) и полковник Звегинцев, выступавший в роли переводчика. Атаман взял с собой командующего Донской армией генерала Денисова и еще нескольких офицеров. Я, по-прежнему в штатском, поехал тоже в качестве переводчика Краснова.

Встреча произошла 13/26 декабря 1918 г. в Кущевке, железнодорожной станции на границе Донской и Кубанской областей.

Поначалу похоже было, что переговоры никогда не начнутся. Генерал Драгомиров из Добровольческой армии сразу же попытался разжечь конфликт по совершенно несущественному поводу; во время предварительного обмена визитами вежливости он категорично заявил, что и официальная встреча, и прием должны состояться в их поезде. Сделал он это в самой грубой и вызывающей манере – и атаман Краснов ответил ему тем же. Когда генерал Пуль, пытаясь положить этому конец, заметил, что пора прекратить вести себя по-детски, генерал Краснов ответил, что он совершенно с этим согласен – нет смысла спорить с грудными младенцами', после этого замечания он покинул поезд гостей и отправился к себе. Я переводил перепалку между высокопоставленными генералами и радовался про себя, что на мне нет сейчас лейтенантской формы.

Через несколько минут после возвращения атамана в свой специально оборудованный вагон появился подполковник Кейс. Я оказался единственным свидетелем этой встречи, но переводить мне не пришлось, поскольку Кейс вполне способен был поддерживать разговор по-русски.

Хотя в душе подполковник был согласен с Драгомировым, поначалу он пытался избежать ненужного осложнения отношений. Так, в какой-то момент нашего предыдущего визита к генералу Пулю я перевел замечание Краснова о том, что он «удивлен» чем-то из сказанного, как «astonished»; подполковник тут же вполне корректно поправил меня, смягчив перевод: «surprised, а не astonished».

Однако теперь он неправильно повел себя с Красновым. Атаман счел нужным напомнить гостю о том, что он, в конце концов, глава независимого государства и как таковой обязан давать отпор оскорбительным выпадам вроде драгомировских; на это Кейс холодно заметил, что никто из них не приехал бы на встречу, если бы знал, что Дон независим. Краснов взорвался – хотя, зная его, я был уверен, что эта вспышка всего лишь одно из его великолепных представлений.

Атаман ударил кулаком по столу и проревел: «Если так – вон! Вон отсюда!» Он подпрыгнул, указал на дверь и, продолжая кричать «Вон! Вон!», громко затопал сапогами со шпорами. Кейс тоже вскочил, и какое-то время казалось, что он сейчас заорет в ответ. Но я демонстративно шагнул к ним и дал понять, что готов применить силу, если потребуется; Кейс, не сказав ни слова, вышел.

Через несколько минут из депо пригнали локомотив и прицепили в голове состава Добровольческой армии. Краснов приказал проделать то же самое с нашим поездом. Аокомотив добровольцев дал два гудка, как будто собираясь отправиться; Краснов приказал нашему гуднуть трижды.

После этого несколько минут ничего не происходило; неожиданно мы увидели, что по платформе мимо окон нашего вагона быстро шагает генерал Пуль. Он глядел строго вперед и не обращал никакого внимания на генерала Драгомирова и подполковника Кейса, которые шли по обе стороны от него и пытались не отстать. Оба что-то настойчиво говорили ему, как будто пытаясь отговорить от чего-то, что генерал твердо решил сделать.

Краснов верно интерпретировал поведение генерала как жест примирения и тут же послал меня за переводчиком Пуля полковником Звегинцевым, который следовал за уже описанной мной троицей в фуражке и погонах императорского конногвардейского полка.

Генерал Краснов, что было очень типично для него, резко изменил тактику. Не было уже никаких разговоров о «независимости» Дона. Вместо этого он сказал, что, как ни больно ему видеть офицера в форме знаменитого русского полка на службе у иностранцев, но пусть полковник Звегинцев скажет генералу Пулю, что ради России он, генерал Краснов, готов провести и переговоры, и прием там, где захочет генерал Пуль.

Я наблюдал в окно, как Звегинцев подошел к Пулю и заговорил с ним; тот сразу же развернулся и направился к нашему вагону. Уже внутри он заметил, что вагон, похоже, как раз подойдет для наших переговоров – и с этого момента у него с атаманом установились прекрасные отношения. Кейс и Драгомиров некоторое время дулись и ходили мрачные.

Остальных офицеров с обеих сторон пригласили в вагон. Я стоял рядом с командующим Донской армией генералом Денисовым. Полковник Звегинцев подошел ко мне и сказал, что надеется, что я не буду возражать, если переводить на переговорах будет он, так как генерал Пуль привык к нему. Денисов принадлежал к тому же типу мелких склочников, что и Драгомиров, поэтому сразу же возразил и сказал, что Звегинцев может переводить слова генерала Пуля, но слова атамана должен переводить я. Я же воспользовался своим временно независимым штатским статусом и сказал командующему армией, что подобный «дуэт» работать не способен – пусть полковник переводит, а если он в чем-то ошибется, я поправлю.

Встреча продолжалась около трех часов, и к концу ее Звегинцев, естественно, устал и действительно ошибся в переводе нескольких существенных пунктов – так что я, как и обещал, поправил его. Кажется, он сильно обиделся; в конце встречи он подошел ко мне и, ничего обо мне не зная, сердито сказал, что с моей стороны дерзость прерывать его. Однако его отношение совершенно изменилось, когда я сказал: «Бросьте, полковник! Скажите лучше, нет ли у вас вестей о Саше, вашем племяннике? Их семья в Царском Селе живет на Захаржевской улице напротив нас»[81].

Ленч, последовавший за формальными переговорами, состоялся в салон-вагоне в хвосте состава Добровольческой армии. Задняя стенка вагона почти целиком представляла собой одно большое окно, так что нам хорошо был виден на соседнем пути задний вагон и весь поезд Донской армии. Все прошло гладко. Было множество речей – которые мы переводили попеременно с полковником Звегинцевым – и тостов. Ближе к концу