— Пришлось изрядно поработать: за рисунком следовало увидеть то, что она хотела сказать. Я хорошо знаком, как в полиции делаются фотороботы, так что…

— Пожалуйста, Рауди, ближе к делу.

Он пристально вгляделся в рисунок.

— Это не кто иной, как Квинтон Гулд.

— Квинтон? — Элисон растерянно заморгала. — Вы хотите сказать, наш Квинтон Гулд?

— Именно так, мэм.

— Что за Квинтон? — вмешалась Андреа. — Какой такой Квинтон?

Рауди шагнул в комнату, прикрепил рисунок к стене с горделивым видом человека, решившего проблему голода на земле, и повернулся на пятках.

— Да, это один из наших врачей, он работал здесь семь лет назад. А потом, насколько помнится, отбыл в лучшие края.

Элисон не сводила глаз с рисунка. Неужели действительно Квинтон Гулд?

— Но ведь Птичка уже была здесь тогда. И должна была узнать его сразу, как только вспомнила.

— Если только не видела Квинтона Гулда в своем воображении, а кто это — забыла.

— Иными словами… — Страшила уже одна эта мысль. — Хотите сказать, с этим человеком у нее связаны дурные воспоминания, потому она и выбросила его из головы…

— Если речь идет о людях с развитыми дедуктивными способностями, это наиболее естественное предположение. — Рауди указал на рисунок с видом профессора, читающего лекцию. — Квинтон сделал что-то, что напугало Птичку. Затем оставил центр под ложным предлогом. Птичка стерла его из памяти, и вот наш разбойник возвращается, чтобы отомстить и разделаться с ней раз и навсегда.

Андреа всхлипнула, почесала голову и с плачем выбежала из комнаты.

Элисон застыла на месте. Она не могла заставить себя поверить в то, что это правда. Как такое могло случиться прямо у нее под носом? Центр пригласил Квинтона Гулда, потому что, сам пережив и излечившись от шизофрении еще в молодости, он, как мало кто из медиков, разбирался в этом заболевании. Он готовился к защите диссертации по психологии, но, не проработав в ЦБР и полугода, заявил, что тесное общение с душевнобольными не приносит ему той пользы, на которую он рассчитывал. И по взаимному согласию Квинтон ушел. Но сам не выказывал ни малейших признаков нервного заболевания. И лишь сейчас, вглядываясь в рисунок, она начала улавливать что-то в этом роде: срез скул, нос, волосы.

— Вы уверены, Рауди? Точно уверены, что на рисунке изображен Квинтон Гулд?

— На все сто. Покажите людям из ФБР его фотографию из личного дела, и, думаю, они со мной согласятся. Наш убийца — Квинтон Гулд, не сомневайтесь.

«Значит, насчет Птички я права. Вот тебе и призраки!»

Элисон бросилась к двери.

— Куда вы?

— Надо показать рисунок по телевидению. Вместе с фотографией Птички. Срочно!

— Я еще не готов к пресс-конференции! — крикнул вслед Рауди. — Сначала надо посадить этого бандита под замок, где ему самое место.

К тому моменту как полицейские доставили ее в больницу, Птичке удалось кое в чем преуспеть — на пользу и себе, и Брэду. Она отыскала в своем сознании более или менее безопасный уголок и устроилась там. Своего рода шкаф, вроде того, где пряталась от отца. Даже не шкаф, а куда более знакомый ей благодетельный туман, накрывающий пеленой всех демонов, старающихся схватить ее за лодыжки. Здесь она обретет хоть какой-то мир.

И наконец, ей удалось выработать нечто вроде плана. Единственный способ, оставляющий хоть какую-то надежду спасти Брэда, — уцелеть самой. Больница, и это ей было известно, еще не ад, а врачи не демоны, хотя Птичка была убеждена, что именно демоны, какое бы обличье они ни принимали, гонятся за ней. Ей следует оставаться в шкафу — в туманной пелене, — чтобы не думать, будто больница — ад. И второе: надо иметь на своей стороне хоть одного человека, кто бы в нее верил. Еще одного помимо Брэда.

«Значит, — размышляла Птичка, — нельзя вести себя как ненормальная. Даже я испытываю сейчас нечто такое, что напоминает нервный срыв, но не стану, не могу, не должна давать повода заподозрить, что со мной не все в порядке. Я совершенно здорова, и единственный способ продемонстрировать это — сосредоточиться».

Потому Птичка и не обращала внимания на окружающее, пока не оказалась в отделении «Скорой помощи». Она стояла, закованная в наручники, неподвижно и, пока полицейский разговаривал с приятным мужчиной в бледно-голубом халате, старалась делать вид, будто ничего особенного не происходит. Мужчина кивнул и подозвал лысого высокого и мускулистого человека — такой справится с тремя Птичками.

Следующее, что ей запомнилось: с нее снимают наручники и санитар ведет ее по коридору в одно из помещений, разделенных только серыми портьерами.

— Садитесь на кровать. Скоро медсестра подойдет. И пожалуйста, без глупостей. Полицейские все еще здесь.

«Без глупостей? Значит, большая горилла, не прыгнуть тебе на спину и не вышибить из тебя демонов? Но по виду человек этот не злой, а нос походит на большую зеленую грушу. Зеленолицый Роналд Макдоналд. Сосредоточься, Птичка, сосредоточься».

— Нет, нет, никаких глупостей, — пропищала она как мышка.

Птичка села на край больничной койки и сложила руки на коленях. В этих шортах она чувствовала себя едва ли не голой. Три часа, в течение которых ее старались сделать красивой, остались в другой жизни.

«Но может, неплохо походить здесь и сейчас на шлюху. Кому я морочу голову? Какая из меня шлюха!»

Мысли в голове путались.

«Я ангел, танцующий на острие иглы. Если сорвусь, меня на это самое острие насадят и Брэд окажется во власти демона. Я должна его спасти!»

— Потанцевать не хотите? — Птичка снизу посмотрела на санитара.

— Боюсь, мне надо идти, — улыбнулся он. — Не беспокойтесь, мы дадим вам ваши обычные лекарства сразу после врачебного осмотра.

Его слова сразу напомнили, в какое критическое положение она попала.

«Ни при каких обстоятельствах нельзя позволять пичкать меня таблетками. Иначе превращусь в дохлую крысу и лишусь способности придумать, как выбраться отсюда».

— Как вам кажется, я красивая? — Птичка поднялась с кровати. — Похожа на балерину, танцующую на острие иглы?

«Вернись на место, Птичка», — приказал внутренний голос.

— Сядьте, пожалуйста.

Она пристально посмотрела на него.

— Слушайте, вы очень симпатичная. Правда, поверьте. Но мы не на пляже, мы в больнице, и вы нездоровы. Мне придется попросить вас сесть. Садитесь. Вот примете лекарство, и вам станет лучше.

— Нет, не позволяйте им поить меня этой гадостью.

— Прошу… Садитесь!

— Ладно. — Птичка подняла руки и села на кровать. — Я сяду, но это его не остановит.

— Не остановит кого?