Превращается в то, чем он и был всегда, – всего лишь скакуном для наездника. Царица устраивается на его загривке. Лапки входят в отверстия в его слепой башке, спинные щитки плотно смыкаются, удерживая Царицу словно в седле. Она еще переваривает полупереваренное, зеленая жижа капает на клеврета из ее пасти. Вместе они кошмарнее, чем по отдельности. Воплощенный идеал кошмарности.

Клеврет ходит кругами, наклонив безглазую, черно-полированную башку к разбросанным обломкам модуля. Ищет. Вынюхивает. Роется. И находит.

Тессеракт.

Вытягивает его из песка и ловко погружает позади себя, перебирает лапками, принайтовывая ношу черной нитью, что вытягивается из оконечности брюшка.

Вот и все.

Пришел час прощания. Живые живут дальше. А у мертвых собственные пути. Длинные и извилистые.

Симбиот пододвигается к Зое, склоняется к ней. Неужели чудовища настолько милосердны, что на прощание все же даруют ей смерть?

Оторвет голову, как поступают самки богомола со своими самцами?

Почему бы и нет? У выпотрошенной куклы оторвут фарфоровую голову. Так мальчишки-хулиганы отнимают у девчонок их игрушечных детей. Из злобного баловства.

Однако милосердие им все же неведомо.

Уходят. Удаляются. Исчезают. Спускаются вниз с самой высокой горы в Солнечной системе. Что там Эверест! Жалкий восьмитысячник. То ли дело Олимп! Двадцать один километр. И не просто гора. Вулкан. Огромнейший вулкан, в незапамятные времена извергавший лаву, но теперь почти весь укрытый снегом. Еще один резервуар воды на иссохшей планете.

А новые жестокие боги сходят с Олимпа в свои владения. Начав свое правление с жертвоприношения чужака. Ибо так будет со всяким, кто без спроса войдет в царство фаэтонцев.

Боли не осталось. Только ощущение странной пустоты. Возможно, так чувствует себя рыба со вспоротым брюхом, которую бросили на берегу реки, не сунув в котел с ухой. Волна накатывала за волной, песок вокруг шевелился, но Зоя равнодушно смотрела в темно-фиолетовое небо, на котором все ярче разгоралась звезда.

Фиолетовое небо с желтыми полосами далекой пыльной бури полыхнуло огнем. Словно далекая гроза, настолько далекая, что грохот приходит с большим опозданием. Лежишь и считаешь: раз, два, три, четыре, пять… Считаешь и ждешь, когда же воздух наполнится низким гулом. На Земле просто – число секунд поделить на три. Очень удобная скорость звука. Тридцать секунд – почти десять километров. Далеко. Слишком далеко.

Определенно гроза.

Может, еще и дождь ливанет? Вот здесь. На вершине высочайшей горы двух, а то и трех планет. Ты не только первый человек, упавший на Марс. Ты, Зоя, еще и первый человек, покоривший высочайшую вершину трех планет. Почетный марсианин и почетный альпинист. Места на груди не хватит для медалей.

Вот и молния.

Какая крохотная.

Искорка.

Вспыхивает и разгорается.

Все ярче и ярче.

Ближе и ближе.

Царица била-била, вдребезги разбила, а она почему-то еще жива.

Теперь разгневанные марсианские боги-олимпийцы метнули в нее молнию. Которая испепелит. А прах развеется по Марсу. Первый человек, чей прах развеян по Марсу.

Или… все же не молния? Не огонь небесный? То есть небесный, но не огонь, а всего лишь… работа дюз! Зигзаги маневров… нет, непохоже… слишком дерганые, непредсказуемые… наверное, и я так садилась… на честном слове и на одном крыле…

Помощь!

Огонь ближе и ярче. И гул. Да, гул. Как он решился все же садиться? На честном слове. Вот еще маневр… Двадцать километров над уровнем поверхности. Не бог весть что, но все же. Драгоценные секунды. Когда обшивка прогорает, счет идет на секунды.

Последний тормозящий импульс, и капсула опустилась на бугристую поверхность. Тишину нарушает треск остывающей обшивки. Капсула похожа на раскаленное металлическое яйцо, только-только извлеченное из огня, – багровое, пышущее жаром. Его бы в воду, но откуда здесь вода?

Баба била-била, не разбила. Дед бил-бил, не разбил.

Яйцо взяло и раскололось само. Огненные ошметки разлетелись в стороны. Нагар. Будто багровеющие лепестки, устилающие путь того, кто шагнет изнутри капсулы. Второй человек, только не упавший, а посадивший капсулу на Марс так, как полагается. Почти как полагается. Имелись шероховатости, но следует списать на неприспособленность аппарата для подобных маневров.

Высокий человек в пустолазном костюме. Даже так – громоздкий человек в пустолазном костюме делает шаг из капсулы и уверенным размашистым шагом идет к ней, к Зое. Неудивительно. Приметна издалека. Кто это? Такая знакомая походка. Одновременно легкая и основательная, крепкая. Да, Марс, меньше гравитация, но походка все равно ужасно знакомая.

Человек спешит к ней. Почти бежит, но резко останавливается. Что же ты? Почему? Иди ко мне. Ах да… мой вид… Мой вид испугает кого угодно. Даже бывалого космического волка. Багровые отсветы на колпаке мешают разглядеть твое лицо.

Кто ты? Кто?

Зоя мысленно перебирает членов экипажа, но никто не подходит под стать нежданного спасителя. Чересчур высок и громоздок. Даже пустолазный костюм какой-то нестандартный.

Или он вообще не с «Красного космоса»? Может, прошли годы, десятки лет, и кто-то решил осмотреть вершину высочайшей горы и случайно наткнулся на нее, Зою?

Как такое может быть? Ведь она еще жива? Как она могла прожить столько лет? Или…

Человек опускается рядом на колени и заглядывает ей в лицо. Ах да, на ней же нет колпака. Зачем мертвым колпак? На ней вообще ничего нет. Лицо… багровые отсветы… мешают… Вот так лучше… гораздо…

Зоя не верит собственным глазам.

Антипин!

Ефрем Иванович Антипин собственной персоной!

Здесь.

Рядом с ней.

Значит, все же рай. Вряд ли такой человек заслужил ад.

– Зоя, – губы его шевелятся, ни единый звук не долетает из-под колпака, но Зоя его прекрасно слышит. Словно без труда считывает по губам. – Зоя, ты меня слышишь?

Потом он что-то понимает, одним ловким движением отщелкивает колпак и откидывает его на спину. Глубоко вдыхает тощий марсианский воздух. Даже не воздух, атмосферу.

– Здравствуйте… Ефрем Иванович… рада вас видеть, – вряд ли Зоя говорит, но именно это она думает. С оттенком разочарования. Опять предсмертный бред. Опять немилосердные видения. Когда же прекратятся мытарства? Теперь я точно знаю, куда попадает душа, если церковники не лгут и душа все же существует. Она попадает сюда, в мир смерти, на Марс. Место, где встречаются мертвецы. Сначала Антипин. Кто еще? Санин? Багряк? Отец?!

– Я умерла, – сказала Зоя. На всякий случай. Если Ефрем Иванович не в курсе.