Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Виски? – предложил он, доставая бутылку.
– Небольшую порцию.
Взяв стаканы, они перешли на террасу. Рива молча потягивала виски. Бобби тоже молчал. С улиц доносился собачий лай. Пахло дымом. С террасы была видна паутина проселочных дорог и холмистых полей. Война войной, но на полях трудились крестьяне, а по дорогам ослики привычно тянули повозки.
Бобби сидел напротив нее, глядя в пол. Он почти не притрагивался к виски.
– Чувствую, что я должен объясниться, – нарушил он молчание.
– В этом нет необходимости, – сказала Рива, стараясь держать себя в руках, поскольку знала: малейшая слабина в чувствах – и ей конец.
– Как раз есть необходимость, – возразил Бобби. – Я повел себя…
– Отвратительно, – перебила его Рива. – Ты повел себя отвратительно.
– Я…
Она передернула плечами:
– Послушай, это уже не имеет значения. Что было – осталось в прошлом. Мы стали совсем другими людьми.
– Ты уверена? Я не переставал тебя любить.
Услышав это, Рива сердито вскочила:
– Зато я перестала тебя любить.
Выплюнув эти слова, Рива поспешила к двери.
– Пожалуйста, не уходи!
Рива обернулась. Бобби тоже встал и, хромая, шагнул к ней, протянув руку.
– Нет, – замотала она головой и помчалась по лестнице вниз.
Забежав в узкий переулок, Рива прислонилась к стене и заплакала навзрыд. Душевная боль передалась телу. Рива скрючилась. Как он смел вновь появиться в ее жизни и говорить такие слова?! Зачем она сглупила, согласившись на поездку с ним? Повела себя словно наивная дурочка.
Через какое-то время она услышала неровные шаги, торопливо вытерла рукавом лицо и пошла дальше. Бобби догнал ее и взял за локоть. Она стала отбиваться, яростно колотя его в грудь, словно это могло избавить ее от боли, которую она слишком долго носила внутри и не решалась прочувствовать сполна.
– Рива… – дрогнувшим голосом произнес он.
– Нет.
– Ну пожалуйста!
– Мерзавец, ты разбил мне сердце!
– Я…
Рива качнулась, охваченная вспышкой яростного гнева. Гнев пульсировал по ее телу, заставляя сердце бешено колотиться, а кровь кипеть… Она глотнула воздуха и вдруг обмякла, как тряпичная кукла, и уперлась в стену, чтобы не упасть.
– Ты… разбил… мне сердце, – повторила она. – И я потеряла нашего ребенка.
– Ребенка?
Вокруг исчезли все звуки. Бобби помог ей выпрямиться, потом обнял, и они оба заплакали. Она от облегчения, что наконец-то сказала ему, а он… причину его слез она не знала. Возможно, от запоздалой печали.
Когда слезы иссякли, он прошептал:
– Я очень виноват. Я не знал, что ты беременна.
– Это что-нибудь изменило бы?
– Конечно. – Чувствовалось, слова о ребенке шокировали Бобби. – Я бы не позволил тебе проходить через все это одной. Знаю, ты никогда меня не простишь, но я сделаю все, чтобы хоть как-то исправить положение. Я сделаю все, что ты захочешь.
Рива оцепенела, потом высвободилась из его рук:
– Ничего-то ты не сможешь сделать. Не все поддается исправлению. Отдыхай, Бобби, а я поехала.
– Давай я тебя отвезу.
– Не надо. Я поеду на автобусе. Незачем транжирить бензин.
Глава 42
После той встречи Рива сторонилась Бобби. Она видела его на галерее, но изо всех сил старалась не оказаться рядом с ним. Линда заметила странность в ее поведении и отозвала в угол:
– Не знаю, что с вами происходит, но настоятельно рекомендую сосредоточиться на работе. Ошибка каждой из нас может обернуться гибелью кого-нибудь из пилотов. Надеюсь, это вам понятно? – (Рива кивнула.) – Ну вот и умница, – добродушно добавила Линда. – Война тяжела для всех нас. Вы кого-то потеряли? Я угадала?
– В определенном смысле.
Линда похлопала ее по плечу.
После этого предостережения Рива не поднимала глаз к галерее и думала только о работе.
Через пару недель, после очередного сигнала «Внимание, противник!», одна из женщин залилась слезами. Линда быстро увела ее.
– Что случилось? – шепотом спросила Рива, повернувшись к Тилли, двадцатилетней крашеной блондинке.
– Она замужем. У нее был роман с кем-то из военных. Теперь Линде придется ее уволить. – (Рива тут же подумала о Бобби.) – Командование военно-воздушных сил не может запретить холостому персоналу встречаться во внеслужебное время. Но к супружеским изменам они относятся строго. Считается, что это понижает моральный дух военных. Ее любовником был летчик. Я слышала, его уже куда-то перевели.
Дневные дежурства были похожи одно на другое и почти не отличались событиями, зато ночные становились все напряженнее и тяжелее. Дежурства разбивались на четыре смены, и в каждой было занято до четырнадцати женщин. Наблюдение за небом велось круглосуточно, не прекращаясь ни на час. Обстановка в командно-координационном центре стала очень напряженной. Мужчины и женщины трудились наравне. От правильных действий каждого зависели жизни. Эмоции могли зашкаливать, но люди запирали их внутри. Весь пар выпускали в выходные.
Как и все сотрудники центра Ласкариса, Рива имела специальный пропуск на случай, если ночью ее остановит военная полиция. Бдительность стала частью образа жизни. В темноте категорически запрещалось закуривать. Уличное освещение было выключено на неопределенное время. Ночи стали по-настоящему темными.
Былые вечерние развлечения перенесли на дневное время. Танцы устраивались с трех до шести, но Рива редко туда ходила. «Пусть туда зеленые девчонки бегают», – думала она. Ей нравилось гулять, но она старалась держаться поближе к убежищам и укрытиям. Для этой цели были приспособлены железнодорожные туннели, погреба, подвалы и скалы из песчаника, внутри которых за минувшие века проделали немало проходов и туннелей.
В одну из таких прогулок по Садам Верхней Баракки она вновь наткнулась на Бобби. Хотя «наткнулась» было не совсем точным словом. Она заметила его раньше, чем он ее, и застыла на месте. Увидев Риву, Бобби остановился, затем медленно двинулся к ней, опираясь на палку. Ее сердце растаяло. Она закусила губу, чтобы сдержать неожиданно появившиеся слезы.
– Привет, Рива, – поздоровался он и улыбнулся.
Выглядел он таким одиноким, что она непроизвольно протянула руку, хотя и не собиралась этого делать.
Он взял ее руку.
– Может, сядем? – предложила она. – Твоя нога…
– Да. Сейчас мне трудновато ходить.
– Болит?
– Иногда.
Но Рива видела, как он поморщился, когда сгибал ногу, чтобы сесть.
– Ой, Бобби! – выдохнула она.
– Никак не ожидал увидеть тебя в центре Ласкариса. Меня это потрясло.
– Меня тоже, когда в первый день я увидела тебя на галерее.
– Можем мы хотя бы снова быть друзьями? Знаю, ты не желаешь об этом слышать, но я