— А теперь иди! — приказала ей женщина в красном одеянии. —Ступай прямо в храм! Иди через него и не останавливайся ни в коем случае!Ничего не поднимай, не верь ничему, что увидишь или услышишь. Это обительпривидений, никто не спорит, но даже в Храме Быка не водятся привидения,способные обидеть живую женщину.

Рози охватил страшный озноб, вода заливала глаза, отчего всеперед ней двоилось, капли стекали с носа, повисали на мочках ушей, словноэкзотические серьги. «Уэнди» с сияющими глазами стояла перед ней; мокрые волосыоблепили ее лицо. Теперь ей приходилось кричать, чтобы перекрыть шум дождя изавывания ветра.

— Пройдешь через дверь за алтарем и попадешь в сад, где всерастения и цветы погибли! За садом увидишь небольшую рощу, и деревья в ней тожевсе погибли — все, кроме одного! Между садом и рощей течет ручей! Не вздумайпить из него, как бы сильно тебе ни хотелось — не вздумай — даже недотрагивайся до воды! Перейдешь через ручей по камням! Замочишь хоть один палец— забудешь все, что когда-то знала, даже собственное имя!

Электричество прочертило ослепительную ломаную линию междуоблаками, превращая их нижнюю кромку в лица уродливых, посиневших от удушьягоблинов. Никогда еще Рози не было так холодно, ни разу в жизни она не ощущалаподобного странного биения сердца, безуспешно пытавшегося вытолкнуть хоть малуютолику внутреннего тепла поближе к заледеневшей коже. И снова ей подумалось:происходящее можно назвать сном точно так же, как потоки льющейся с неба воды —маленьким дождиком.

— Войдешь в рощу! Туда, где мертвые деревья! Единственноеживое— помгранатовое дерево! Соберешь семена, которые найдешь в плодах,валяющихся под деревом, но не вздумай попробовать вкус плодов, не подноси корту даже пальца той руки, которая прикоснется к семенам! Спустишься вниз полестнице рядом с деревом в Подземный коридор! Найдешь ребенка и вернешься с нимнаверх! Только опасайся быка! Берегись быка Эриниса! А теперь иди! Ипоторапливайся!

Храм Быка с его странно перекошенными линиями, невписывающийся в перспективу, внушал ей страх, и потому Рози обрадовалась,почувствовав, что ее отчаянное желание поскорее спрятаться от ливня пересилиловсе остальные чувства. Ей не терпелось укрыться от грома, от молний, от ветра,и еще она хотела иметь крышу над головой на тот случай, если ливень вдруг решитперерасти в град. Возможность оказаться голой под градом — даже если этовсе-таки происходит во сне — ничуть ее не прельщала.

Она сделала несколько шагов, затем остановилась иобернулась, чтобы посмотреть на оставшуюся позади женщину. «Уэнди» казаласьтакой же обнаженной, как и сама Рози, потому что ее тонкое одеяние облепилотело, как краска.

— Кто такой Эринис? — прокричала Рози. — Кто он такой?

Она бросила через плечо осторожный взгляд на храм, как будтоопасалась, что ее крик пробудит дремлющее в нем божество. Но не увидела нибожества, ни чего-то иного; лишь сам храм мерцал перед ней в потоках неослабевающего ливня. Темнокожая женщина закатила глаза.

— До чего же глупо ты себя ведешь, подружка! — закричала онав ответ. — Иди же! Иди, пока еще есть время! — И жестом, похожим на жест еегоспожи, указала на храм.

6

Рози, белая в своей наготе, направилась к храму, прижимая кживоту скомканную ночную рубашку, защищая ее насколько возможно. Пять шаговпривели ее к тому месту, где в траве валялась упавшая каменная голова. Онавгляделась в нее, ожидая увидеть лицо Нормана. Разумеется, это должен бытьНорман, понимала она, ведь именно так происходит в снах.

Только голова принадлежала не Норману. Удаляющаяся к затылкулиния волос, мясистые щеки, роскошные усы в стиле Дэвида Кросби принадлежалимужчине, который стоял, прислонившись к косяку двери таверны под названием«Маленький глоток» в тот День, когда Рози заблудилась, разыскивая «Дочерей иСестер».

«И я опять заблудилась, — подумала она испуганно. — господи,куда же я попала?»

Она прошла мимо упавшей каменной головы с ее пустыми,лишенными зрачков каменными глазами, из которых по каменным щекам текли каплидождя, отчего казалось, что голова плачет; к каменному лбу прилип узкий листостроконечной травы, похожий на зеленый шрам. Она приближалась к странноизуродованному храму, и ей чудилось, что голова угрожающе шепчет ей вслед: «Эй,малышка, не хочешь поглядеть на него славные титьки, что скажешь, не хочешьпроверить, как он работает, мы могли бы поразвлечься, мы сделали бы этопо-собачьи, что скажешь?»

Рози поднималась по предательски скользким ступенькам,поросшим мхом и вьющейся травой, и ей казалось, что голова поворачивается насвоей каменной шее, выдавливая грязные струйки воды из разбухшей земли, пожираякаменными глазами ее обнаженные ягодицы; она всходила по ступенькам,приближаясь к царившему под сводом храма мраку. «Не думай об этом, не думай обэтом, не думай». Она подавила в себе желание перейти на бег — чтобы поскореескрыться и от ливня, и от воображаемого взгляда — и продолжила путь, обходяместа, где каменные ступеньки потрескались, образуя щели с рваными зазубреннымикраями, о которые запросто можно повредить ногу. Ей пришло в голову, что это нехудший вариант; кто знает, какое ядовитое зверье затаилось в этих щелях,готовое броситься на тебя и укусить?

Вода стекала по ее лопаткам, струилась вдоль позвоночника,она замерзла еще сильнее, если только это возможно, и все же поднялась напоследнюю, верхнюю ступеньку и посмотрела вверх на барельеф над широким темнымвходом в храм. На картине она не могла его разглядеть: он прятался в тенинависающего над входом козырька крыши.

Барельеф изображал подростка лет пятнадцати с напряженнымдетским лицом; парень прислонился к чему-то, похожему на телефонную будку.Челка ниспадала на упрямый лоб, воротник куртки был поднят. К его нижней губеприклеилась сигарета, а нарочито непринужденная поза демонстрировала, что передвами мистер Плевать-Я-Хотел-На-Всех образца конца семидесятых годов. Что ещеговорила его поза? «Эй, крошка, — говорила она. — Эй, малышка, эй, красавица!Не торопись, задержись на минутку! Не хочешь поразвлечься? Может, приляжем? Нехочешь покувыркаться со мной? По-собачьи, что скажешь?»

Это был Норман.

— Нет, — прошептала она, и короткое слово больше походило настон. — О нет.

О да. Конечно же, это Норман — Норман из того времени, когдаего побои и издевательства лишь призраком маячили впереди. Норман,прислонившийся к телефонной будке на углу Стейт-стрит и сорок девятого шоссе вцентре Обрейвилля (в центре Обрейвилля, ну не смешно ли?), наблюдающий запроезжающими мимо машинами под звуки песни «Би Джиз»— «Ты должна танцевать» —доносящиеся из распахнутых настежь дверей паба «Финнеган», в котором на полнуюгромкость включен магнитофон.

Ветер на миг поутих, и Рози снова услышала детский плач. Ей непоказалось, что ребенок плачет от боли; скорее, так может хныкать голодныймладенец. Слабые всхлипывания отвлекли ее от мерзкого барельефа и заставилиснова тронуться с места, но перед тем, как ступить босыми ногами в храм, онаснова подняла голову… и замерла, потрясенная. Норман-подросток исчез, будто еготам никогда и не было. Теперь над входом в храм прямо у нее над головойкрасовалась лишь императивная надпись: «ПОЦЕЛУЙ МОЙ ЗАРАЖЕННЫЙ СПИДОМ ЧЛЕН».