Она бежала из всех сил, удерживая темп и дыхание, как и когда-то в Хорте, бег давался легко, мышцы в ногах приятно тянулись, радуясь активности, легкие жарко обожгло огнем. Вулхи позади выглядел увальнем, создающий вокруг себя сплошной грохот.

Только бы успеть! Добежать до Мардара, впопыхах всё объяснить и бежать! Бежать на край света, в жерло вулкана, куда угодно. Перед глазами снова встало видение, напоминающее об ошейнике и наручах, от ощущения слабости и немощности, вспоминая тяжесть заговоренного камня, девушку пробила мелкая дрожь, подгоняя бежать быстрее. Она согласилась бы на любую казнь или пытку, только не ошейник, отнимающий у нее внутреннюю волю и желание существовать.

Наяда не помнила, сколько времени они потратили на дорогу до таверны и понятия не имела, как быстро сумеют добраться обратно, не понятно, сколько времени они выиграли перед тем, как генерал настигнет их, поняв, что его ищейка не вернется. Как близко засел их враг в терпеливом ожидании, если один из них ошивался совсем рядом?

— Быстрее, — что было сил, закричала девушка, надеясь, что на полпути Вулхи не упадет замертво.

Впервые за всё время, сын лесника из кожи вон лез, заставляя мясистое тело бежать во весь опор, не спорил, не язвил, сцепив зубы упорно пытался восстановить сбитое дыхание и не отставать.

Девушка внутренне надеялась успеть добраться до Мардара до того, как начнется погоня, на мгновение она задумалась, насколько дорог ей господин, раньше вызывавший у нее только чувство, граничащее с ужасом и отвращением, на что она готова ради того, чтобы враг не разлучил их?

На убийство.

В самом деле, отнимая одну жизнь в таверне, Наяда поняла простую истину, ее чувства к Мардару и Вулхи разбудят в ней спящего монстра, когда это станет необходимым, она убьет и ни раз, ради их спасения. Если понадобится, продаст душу или вывернет ее наизнанку ради мужчины, у которого однажды украла поцелуй в надежде познать каплю нежности.

Она будет бороться, отчаянно, жестоко, биться до последней капли крови или бежать к краю мира, только бы спасти человека, поселившего в ее сердце надежду. Теперь ее дневник не имел никакого смысла, все ее мысли — блажь. Она не бесчувственная тварь, удерживающая рядом с собой двух друзей лишь ради выгоды. Нет, она любит их, каждого по-разному, но любит. Неважно, прочитал ли Мардар дневник, она все ему расскажет, сама, набравшись впервые в жизни смелости открыться перед человеком.

Только бы успеть…

Последнюю милю Вулхи совсем выдохся, шли быстрым шагом, отдышавшись, мужчина решился на вопрос:

— Что случилось в таверне?

Девушка медлила с ответом, сейчас для нее важно переставлять ноги, шаг за шагом, быстрее, увереннее, иначе она упадет, обязательно упадет и не захочет вставать. Бег позволял ей высвободить подскочивший в крови адреналин, привести мысли в порядок, замедлившись, она снова ощутила тревогу.

— Там был человек, он узнавал о нас, хозяин таверны показал мне листовку с моей фотографией.

Для начала Вулхи пришлось вспомнить, что фотография — это что-то вроде картины, но не маслом и рукой человека, а техникой, к сожалению, он забыл название, хотя Мардар совершенно точно об этом рассказывал.

— Где сейчас этот человек?

Наяда остановилась, как вкопанная, качнула головой, борясь с раздражением и подступившей тошнотой. Что друг хочет от нее услышать? Хочет верить, что она так же невинна и чиста, как та девочка из Хорты, гнущая спину в полях? Ту девочку давно сменило чудовище, уверенное в своих силах и безжалостности, не медлящее, если требуется убить, сотни раз задумывающееся, для чего ей друзья, нужны ли они вообще, и пришедшее к неожиданному выводу в переломный момент. Нет, она определенно не та девчушка, бежавшая из Хорты, она нечто другое, перерожденное и искаженное неведомой силой и обстоятельствами.

— Он мертв, — заключила Наяда, поворачиваясь к другу.

Вулхи всё понял, едва взглянул на девушку, что-то изменило ее в одно мгновение, вроде бы та же, но какая-то другая, в глазах не осталось искорки, губы казались неспособными растягиваться в улыбку.

— Нельзя убивать всех подряд, мы не должны быть такие, как они, — грустно отозвался мужчина.

— Да, мы должны стать хуже, — отрезала Наяда и пошла дальше.

Сомнений не осталось, как никогда раньше, девушка поняла, чтобы выжить в схватке со зверем, нужно стать еще более озлобленным зверем, что толку уничтожать себя, подражая жертве. Больше она не будет жертвой, каждый миг, каждый ее вздох будет наполнен борьбой, будь то сражение с военными или внутренний бой с самим собой. Судьба безжалостно огревает ее хлыстом, ну и пусть, она не сдастся. Сегодня же поможет переправиться Мардару и Вулхи на остров, после чего сама останется ждать, может, вернется в таверну, рано или поздно генерал явится за ней. Еще меньше ее волновало на этот счет мнение напарников, в любом случае это не их борьба и Мардар, ожидающих их перед домом осознал это, прочитав дневник.

Наяда притормозила за добрый десяток футов от Мардара, не зная, с чего начать скомканные объяснения, мужчина стоял перед домом в одной руке сжимая заветную книжицу, его взгляд не сулил ничего хорошего.

— Ты хотела бросить меня, — прошипел он, сощуривая глаза.

— Она может всё объяснить, друг, успокойся, — встрял Вулхи, закрывая девушку собой.

Наяда отодвинула напарника в сторону, передавая ему сумку с двумя пистолетами и очень медленно двинулась к Мардару. В воздухе девушка ощутила приближение бури.

— Ты хотела сбежать! — Выплюнул из себя Мардар. — Бросить меня, что ж, твое сердце дикое и свободное.

— Да, — тихо призналась она, примирительно вскидывая руки. — Да, всё так, но сейчас нет времени обсудить это.

— Отчего же? Времени, дорогая, у нас теперь полно.

Наяда закусила губу, она знала, что будет сложно, но не представляла насколько. Взгляд Мардара, его слова, буквально добивали ее, лишая решимости, он смотрел на нее, как на Дамира когда-то. Как на предателя. Еще немного, и она разревется на глазах у двух мужчин, грузно свалится на колени и начнет умолять о прощении. Наяда потрепала себя по волосам, протерла глаза, пытаясь успокоиться.

— Я была чертовски не права, — начала она, все еще приближаясь к мужчине. — Не понимала, что творю, клянусь, всё так запутанно.

— Неужели. А мне кажется, всё ясно. Ты врала мне, недоговаривала, изворачивалась, но ради чего? Чтобы спасти свою шкуру? А поцелуй? Ты прилипла ко мне после того, как Хуед с тобой поступил, чтобы легче стало? И твои бредни про какую-то силу, не хочешь объясниться?

Наяда сглотнула комок слюны, стараясь не смотреть на Мардара, стыд придушил ее за горло, норовя забрать последние капли воздуха, Наяда вдруг поняла, как сильно ей не хватает в легких воздуха, почва из-под ног начала уходить, она топталась на месте, пытаясь не терять над собой контроля. Она не хотела, чтобы он говорил о поцелуе при Вулхи, ведь это было нечто личное, касающееся лишь их двоих.