– Конечно, глупый мой. – Глаза любящей женщины смотрели на него открыто и искренне. Этот взгляд не мог обманывать. Так смотрит только человек, умеющий любить и осчастливленный даром любви.

Сенешаль закрыл глаза, уткнулся лицом за ушко Марии и нежно вдохнул ее чарующий запах.

– Ты даже не представляешь, чем увлеклась наша Флоранс… – неожиданно произнесла она.

– Ну, и чем же…

– Она стала разводить голубей… – небрежно ответила Мария. – Точнее сказать, они у нее были и до твоего отъезда, но, за последнюю неделю, она развела их просто в невообразимом количестве…

Ги вздрогнул. Ему припомнились слова Гуго де Арси о голубе, отправленном катарами и улетевшем в направлении Каркассона.

«Нет… – отмахнулся он от этих сравнений. – Не может быть! Она же совсем девочка…».

Мария встала и пошла к столику расчесывать и укладывать волосы, растрепавшиеся во время любви. Её фантастически красивая фигура, напоминающая античную вазу, заставила Ги залюбоваться. Длинная и красивая шея плавно переходила в покатые плечи и ровную спинку, немного сужающуюся в талии и расходившейся в широких и упругих бедрах. Нежные розовые ягодицы покачивались в такт ее движениям, напоминающих своей медлительностью походку пантеры. Длинные и ровные ноги с широкими округлыми бедрами и небольшими изящными икрами притягивали взгляд и наставляли сбиваться дыхание сурового крестоносца. Она наклонилась над низеньким столиком, чтобы взять резной гребешок, искусно вырезанный из панциря черепахи, когда Ги, не совладав с нахлынувшими на него желаниями, быстро подошел к ней, упал на колени и поцеловал ее прохладные и упругие ягодицы. Он прижался к ним щекой и тихо произнес:

– Просто невероятно, какие они у тебя прохладные! Я до сих пор не перестаю наслаждаться их красотой, нежностью и свежестью…

Она повернула свою прелестную головку, смущенно опустил глаза и, краснея, ответила:

– Ах, какой же ты, все-таки, шалун. Твоя манера, вот так, говорить комплименты просто сводит меня с ума…

Ги обнял ее, чтобы снова привлечь на постель. Мария деликатно отстранилась от него и смущенно ответила:

– Подожди, милый, дождемся вечера и ночи. Я приготовила тебе купальню и чистые одежды. Ты совсем у меня отбился от рук и стал смахивать на дикого кабана!

Сенешаль обиделся и ответил:

– Если мужчина возвращается из похода и бросается к любимой женщине – его незачем упрекать в схожести с кабаном!..

Мария засмеялась, обняла Ги и ответила:

– Мой глупый рыцарь, я совсем не это имела в виду! Ты, как дикое животное, набросился на меня и позабыл обо всех делах…

Сенешаль изобразил на своем лице недовольную гримасу, поморщился и ответил:

– Ох, я лишь только увидел твои глаза и совсем позабыл о делах. Как мне все надоело! Сил моих больше нет…

Она улыбнулась, отложила гребешок и обняла его. Ги уткнулся лицом в ложбинку между ее грудей, закрыл глаза и вздохнул. Мария крепко прижала его, словно хотела задушить и прошептала:

– Ничего не поделаешь, Ги. Тебе пора окунуться в купальню и смывать грязь и все неприятности путешествия. Вечером, насколько я знаю, должен вернуться твой сын. Он увел пополнение в Авиньоне и Кастельнодари. А вообще-то, он с каждым днем становится все больше и больше похожим на тебя мой любимый маршал…

Ги отстранился от нее, вздохнул и пошел в соседнюю комнату, где находилась его купальня. Он откинул полог, отделявший ее от спальни, и плюхнулся в большую круглую бочку, выбросив кучу брызг. Мария весело хохотнула, услышав его фырканье и плеск воды, скрутила волосы на затылке, приколола их тремя резными заколками и пошла мыть своего уставшего рыцаря.

Сенешаль сидел с намыленной головой, закрыв глаза от удовольствия и из-за боязни, как бы мыльная пена не попала ему в глаза и не начала неприятно щипать.

– Ты, прямо как малыш… – засмеялась Мария, массируя руками его голову. – Помню, я также вот сидела в купальне и жмурила глазки, пока моя матушка отмывала мои волосы.

Она взяла кувшин и стала осторожно смывать пену с его головы. Ги тряхнул мокрыми волосами, разбрасывая тучи капель вокруг себя. Мария визгнула от неожиданности и прикрыла лицо руками. Рыцарь открыл глаза и с улыбкой посмотрел на нее. Она смеялась над этой невинной шалостью рыцаря, ее глаза горели, щеки пылали от смеха и возбуждения:

– Ой! Ты у меня, как щеночек! Тот тоже любит после купания трясти волосами и брызгаться!..

Они рассмеялись, Ги встал и обнял ее, прижав к своему мокрому телу. Мария игриво отталкивалась от него, но глаза ее говорили совсем иное. Сенешаль подхватил ее на руки, словно пушинку, и понес к кровати. Женщина весело смялась, откинув голову назад, ее волосы снова расплелись и повисли длинным занавесом, почти касаясь каменных плит пола комнаты.

Ги бросил ее на кровать, Мария засмеялась и стала мотать ножками в воздухе, приподняв их над постелью. Рыцарь повалился на нее, покрывая поцелуями вздрагивающее от желания тело женщины…

Подходило время вечерней молитвы. Ги лежал, стараясь дышать как можно тише. Мария заснула, уткнувшись носом в грудь рыцаря и обвив его своей нежной ручкой. Он слышал, как о чем-то перебранивались слуги во дворе, в раскрытое окно вместе с приятной вечерней свежестью влетал звук кузнечных молотков, перековывавших коней крестоносцев.

Сенешаль любил, вот так, лежать и слушать мирные звуки, которые до боли напоминали ему родные края, милый сердцу замок Сент-Ном и его любимую жену Жанну, которая наверняка в этот час возилась с дочкой.

Ги грустно вздохнул. Нет, он не запутался в своих чувствах и отношениях. Его любовь к Жанне ни на минуту не затихала, наоборот, она наполняла его каким-то новым смыслом. Только находясь на расстоянии от дома, друг от друга, можно было реально оценить силу любви.

Но, как ни странно, в его сердце жила и любовь к этой милой женщине, окружившей его в страшных краях юга Франции такой заботой, теплотой и любовью, что и он полюбил ее каждой клеточкой своего сердца. Это не была обычная походная интрижка, Мария не подходила на роль «военно-походной жены». Чувства к ней были настоящей любовью.

Ги улыбнулся, сравнив себя с каким-нибудь мусульманским эмиром, что мечется в гареме, разрываясь между любимыми женами. Это позабавило и, одновременно, напугало его, ведь многоженство считалось одним из страшных грехов и каралось жуткими наказаниями, вплоть до отлучения от церкви и предания анафеме, как еретика и язычника.

Мария проснулась, открыла глаза, сладко зевнула и потянулась, выгнувшись своими роскошными формами.

– Ой, прости меня, Мария, я нечаянно пошевелился и разбудил тебя… – Ги