– Я. – Она подняла глаза.

Князь Бранемер был именно таким, каким она его представляла по рассказам. А вот он ее представлял иначе. Несмотря на прежние разговоры, что-де ему нужна от нее не красота, в своем воображении он разрисовал желанную и недоступную невесту всеми красками и ожидал увидеть чудо красоты, способное затмить саму Денницу. А Лютава, проведшая весь день на морозе, выглядела сейчас еще менее красивой, чем обычно. Смугловатая, с глубоко посаженными глазами и широким ртом, высокая и худощавая, она мало походила на ту девушку, о которой Бранемер мечтал.

Но приехала невеста – отворяй ворота! Не выдавая своего разочарования, Бранемер наклонился, поднял ее на руки вместе с медвежьей шкурой, в которую она куталась, и понес в избу.

– Вот и хорошо. Совет да любовь! – бормотал Толига, с удовлетворением наблюдая за этой встречей и видя, что волчица и теперь, похоже, не собирается выть и кусаться. – Доставил в целости, князюшка дорогой, уж как берег, как берег… Путь-то, сам понимаешь, тяжелый, через снег-то…

– Ты… того… поесть тебе, или в баню? – Усадив невесту на лавку, Бранемер все с той же растерянностью разглядывал ее. – Ехали весь день, да? Отдохнуть бы тебе? К девкам проводить?

– Ой, как устали, князь! – грустно ответила Лютава. – Если не отдохну, то умру вот-вот. Сначала, конечно, в баню.

Позвали женщин, Лютаву увели. Девки побежали топить баню. Пришел Яровед, и Лютава увидела его, когда в сопровождении Повадиной жены направлялась мыться.

– Вот и ты здесь, красавица! – приветствовал ее волхв. – Да и братец с тобой! Не ждали вас, по правде сказать, не гадали! Ну да ничего! Свадьбу еще успеем, еще три дня от Ночи Богов осталось!

– Я к тебе на Ладину гору зайду. Завтра, наверное.

– Заходи, отчего же нет. Потолкуем.

В следующий раз Лютава увидела жениха за ужином. После бани, слегка отдохнувшая, с перечесанной косой, она выглядела получше, но красотой при тусклом свете лучин по-прежнему не блистала. Свои яркие шелковые наряды она благоразумно оставила до другого случая и сидела в простых рубашках, нижней белой, а верхней – бледно-синего черничного цвета. Кроме височных колец и нескольких перстней, на ней сейчас не было никаких украшений, и по ее виду никто не заподозрил бы в этой девушке княжескую дочь и княжескую невесту. Только бронзовые и серебряные бубенчики, звеневшие при каждом ее движении, выдавали служительницу богов.

К ужину вышли и обе жены Бранемера и теперь настороженно разглядывали гостью. Старшая, княгиня Благослава, была красивой, хотя и несколько уже увядшей женщиной лет двадцати шести. Держалась она величаво, почти не разговаривала: возможно, потому, что после родов и кормления своих умерших дочек лишилась двух-трех зубов. Равная ей происхождением, а к тому же волхва из знатного жреческого рода, Лютава легко могла оттеснить ее с места старшей жены и княгини, особенно если ей удастся-таки родить князю долгожданного сына. Поэтому Благослава видела в ней соперницу и беспокоилась за свою честь, но та же честь не позволяла ей проявлять враждебность.

Вторая жена, Милорада, оказалась помоложе и повеселее – тоже миловидная, она выглядела попроще и поприветливее и даже дружелюбно улыбнулась Лютаве – видимо, выражая готовность принять новую жену в подруги. Все равно же вместе жить, за одним столом сидеть, в одной беседе прясть – так лучше дружить, чем ссориться. Не раз и не два Милорада метнула любопытный взгляд на Лютомера – об этом оборотне она слышала немало.

Разговор не завязывался: Бранемер все разглядывал невесту, а она не поднимала на него глаз. Завтрашний поход в святилище должен был все решить: если она сможет помочь ему, не выходя за него замуж, то дело можно считать выигранным. А если нет, то он возьмет ее просто ради своей чести. Не отказавшись сразу, Бранемер молчаливо согласился принять «подарок» князя Вершины, и Толига сидел довольный, предвидя в ближайшие дни свадьбу, а потом и свое победное возвращение домой.

Лютомер понемногу расспрашивал о разных делах, в том числе о хазарах. Вскоре он уже знал о том, какие речи вел здесь Чаргай, а также о его внезапной смерти. Смерть эта самого Лютомера ничуть не удивила. Он помнил заговоренную иголку, вставленную под пряжку пояса руками Галицы. В этом деле колдунья помогла им. Но в остальном она и ее чары угрожали самой жизни детей Семилады, и в ближайшие дни, когда преграда между Явным миром и Навным истончится и станет проницаемой, Лютомер надеялся навсегда покончить с этим врагом. И тогда они смогут вернуться домой, не опасаясь упреков.

На ночь Толигу и Лютомера устороили у того самого Кудери – оковский сват уехал со своими людьми, не желая даже переночевать и собираясь встречать новый год не ближе устья Болвы. Лютаву взяла к себе Милорада. Невесте еще не полагалось жить под одной крышей с женихом, но держать ее в другом месте Толига боялся, ожидая подвоха в самый последний миг. А Лютава, ворочаясь на чужой лежанке, вспоминала рассказ Божирадовой дочери Немилы: как невесту сажают в сани и везут туда, где могут найтись женихи. Вот и ее, дочь князя и старшей волхвы, точно так же привезли на санях, и хорошо еще, что жених раскрыл ворота и махнул – заезжайте! А то ведь мог и на морозе оставить…

Утром, дождавшись подобия рассвета, Лютава наскоро поела и пошла в святилище. Бранемер хотел ее проводить, но она поблагодарила и отказалась – Ладину гору было прекрасно видно от ворот. Бранемер не настаивал. Немногословный, сдержанный, он даже понравился Лютаве, и она почти пожалела, что в мужья ей сужден кто-то другой. По глазам Бранемера и по его обращению она понимала, что это человек умный, решительный, отважный, но уважительный и доступный голосу рассудка. При таком муже ей было бы легче научиться жить без Лютомера. Она прекрасно поладила бы с ним и даже, наверное, со временем полюбила бы его. И он утром смотрел на нее иначе: уже не жалея о том, что ему не досталась солнцеликая красотка, он что-то такое увидел в лице угренской княжны, что все его разочарование как рукой сняло. Даже для женщин есть кое-что поважнее красоты, и это что-то он увидел в своей будущей княгине. О свадьбе он пока не заговаривал, оставив это решать Яроведу и невесте – они волхвы, им виднее, что и как лучше сделать.

А Лютава миновала дворы, пересекла мостик, положенный над замерзшим ручьем, и оказалась на стороне святилища. Здесь еще никто не ходил после ночного снегопада, и она медленно брела, с трудом одолевая глубокие сугробы. Поклонившись двум высоким бородатым идолам, она вошла в ворота внешнего вала. А в воротах внутреннего вала, охраняемых двумя женскими идолами, ее ждал Яровед.

– Здравствуй, батюшка! – Лютава первой поклонилась ему, как старшему.

– Здравствуй, дочка! – Волхв приветливо кивнул. – Пока дочка, а завтра, гляди, княгиней стану звать! – Он усмехнулся. – Вот оно и сбылось! Я, правда, и сам не ждал. Сколько ни гадай, а судьбы не угадаешь! Мне открывалось, что не будешь ты у нас, – а вон как обернулось!

У Лютавы что-то дрогнуло внутри – Яровед нежданно подал ей надежду. Он вопрошал богов – сам или через здешних женщин-чародеек, неважно, – и Макошь открыла ему, что Лютаве не суждено войти в их род! А он еще не поверил! Или… поверил, но не подает вида?