— Готова?

— Почти, — подхожу к нему и кладу руки на его плечи. Он выше меня, поэтому приходится задирать голову, чтобы посмотреть в его глаза. Кэм вглядывается в меня, словно пытаясь изучить, проникнуть в мои мысли. Но я боюсь, что он сможет увидеть во мне то, что я пытаюсь скрыть, поэтому опускаю голову и прижимаюсь к нему. Хочется быть как можно ближе к Кэмерону. Я нуждаюсь в нём, возможно сильнее, чем мне казалось.

Он берёт меня за подбородок и осторожно приподнимает его, заглядывая в мои глаза. Кажется, он хочет что-то сказать, но вместо этого прижимается к моим губам, целуя нежно и медленно. Вокруг нас начинается буря и вот-вот пойдёт дождь, но сейчас нам нет до этого никакого дела. Мы есть друг у друга и это главное. Поцелуй тянется, словно тягучий мёд, такой же сладкий, терпкий. Но вскоре нам всё же приходится оторваться друг от друга. На меня падает первая капля дождя, и мы спешим в машину. Кэм с весёлой усмешкой смотрит на меня и тянется за поцелуем.

— Ну, уж нет, поехали пока мы тут не застряли, — отвечаю я, кивая на усиливающийся ливень за окном.

— Я был бы не против застрять тут с тобой, — двусмысленно произносит Кэм, но всё же заводит двигатель.

— Никогда не делала это в машине, — отвечаю я и сама удивляюсь тому, что сказала это вслух. Кэм конечно тут же реагирует на это и смотрит на меня своим обольстительным взглядом. Судя по выражению лица, он обдумывает осуществить моё несбывшееся желание. Кэм открывает рот, но я быстро его прерываю.

— Нет, мы не будем делать это здесь. Я, знаешь ли, больше люблю комфорт. А тут им даже и не пахнет, — отнекиваюсь я, но это лишь вызывает у него смех.

— Джилл, я тебя люблю, — произносит он сквозь смех, — но иногда мне кажется, что та девочка, в которую я когда-то влюбился до сих пор сидит внутри тебя. Иногда ты бываешь такой скромницей.

— Все мы в какой-то степени остаёмся детьми. Даже ты не исключение, — отвечаю я, складывая руки на груди и отворачиваясь к окну.

— Да, ладно тебе, не обижайся, — он протягивает ко мне руку и тянет меня к себе. Поддаюсь, но не смотрю на него. Я девушка, а мы весьма нежные создания и любим обижаться по пустякам.

— Я сделаю всё, что ты пожелаешь, чтобы вымолить твоё прощение, — шепчет он мне на ухо.

— Для начала, неплохо было бы выбраться отсюда, а потом я решу, как лучше тебе заслужить прощение, — отвечаю я, и быстро чмокнув его в щёку, возвращаюсь на своё место.

— Коварная, коварная Джиллиан, — бормочет он, качая головой, но от меня не ускользает его улыбка.

Дорога до дома, кажется длинней в два раза. Дождь разошёлся не на шутку, дороги стали скользкими, а видимость снизилась практически до нуля. Кэмерон не торопится, то и дело его ладонь ложится на мою. В салоне машины витает аромат яблочного освежителя, играет тихая музыка, здесь спокойно и безмятежно, абсолютная противоположность тому, что происходит за окном. Кто бы мог подумать, что такая солнечная погода может вмиг измениться до неузнаваемости. Но такая уж непредсказуемая у нас осень.

— Какие планы на остаток дня? — спрашиваю я Кэмерона, когда мы подъезжаем к моему дому. Он глушит двигатель и поворачивается ко мне. В его глазах мелькают озорные огоньки и видно, что он думает явно не о котятах и розовых единорогах.

— Ну, я бы мог остаться, мы бы поднялись к тебе в спальню, где я бы долго вымаливал у тебя прощение во всех возможных позах. А ты бы кричала на весь дом о том, как сильно меня любишь, — произносит он тихим сексуальным голосом.

— Это конечно звучит очень заманчиво, но не думаю, что отцу это понравится, — отвечаю я, кивая на папин пикап, припаркованный около дома.

— Чёрт! Это кардинально меняет планы, — он делает печальную мину, отчего я просто не могу сдержать смех. — Раз так, то мне нужно съездить в клинику на приём. Иначе мой доктор меня убьёт.

— Как дела с ногой? — спрашиваю я.

— Больше не болит, но точно покажут снимки, — Кэм становится серьёзным, а его взгляд задумчивым. И я понимаю, что когда его нога придёт в норму, то он скорей всего вернётся в Балтимор. Но что тогда будет с нами? Всё словно снова повторяется.

— Эй, — он кладёт свою ладонь на мою щёку, и я смотрю на него, — что случилось?

— Просто я подумала о том, что будет после того, как ты вылечишься. Тебя ждёт команда и Балтимор. Ты вернёшься назад.

Кэмерона явно ввели в замешательство мои слова. Но по его болезненному виду лица я понимаю, что он разрывается между Балтимором и мной. Ему сложно выбрать и я его не виню, Кэм всегда жил футболом. Но изменилась ли его страсть за то время, что он находится здесь? Я не знаю и если честно, мне страшно это узнать.

— Мы с этим разберёмся, обязательно, — он притягивает меня к себе, крепко обнимая. И мне хочется верить ему, но я понимаю, что когда я всё расскажу, то нашей недолгой сказке может прийти конец. А тогда он точно уедет навсегда. Я отдаляюсь от него и хватаюсь за ручку, открывая дверь автомобиля.

— Позвони, когда освободишься, а лучше сразу приезжай, — говорю я, стараясь не выдать своего испорченного настроения. Но по печальному взгляду Кэма, понимаю, что он знает, как я себя чувствую. Он открывает рот, и я жду, что он что-то скажет, попросит остаться, но он лишь кивает. Бросаю на него последний взгляд и выхожу из машины на холодный воздух. Дождь и не думает кончаться, поэтому я добегаю до дома, но в итоге всё равно оказываюсь вся мокрая. Когда я забегаю на крыльцо, то разворачиваюсь и встречаюсь взглядом с Кэмероном. Он смотрит на меня из машины и мне кажется, что с этого момента наши отношения начинают трескаться. Мне нужно с ним поговорить, он должен обо всём знать, прежде чем решит, что делать дальше. Так будет честно по отношении к нам обоим. Ложь — самый сильный яд. Чем дольше он находится в вас, тем сильнее разъедает вашу душу. Я же лгала слишком долго и больше не могу с этим жить. Если вы думаете, что утаивание правды — это не ложь, то вы сильно ошибаетесь. Если вы любите человека, то должны быть с ним предельно честны. Даже, если считаете, что правда может быть убийственной. Ложь никогда не приводит ни к чему хорошему.

Вхожу в дом, дрожа от холода, мокрая одежда липнет к телу и это жутко неприятно. Скидываю сырые кроссовки вместе с носками и босыми ногами иду в гостиную. Но останавливаюсь на полпути, так как слышу пение отца. Чтобы вы знали, он не делал это уже лет десять. Когда мы с Лиз были маленькими, именно отец пел нам колыбельные перед сном. У него шикарный голос и в колледже он даже был солистом в студенческой рок-группе. Но потом мы выросли, и он перестал петь колыбельные, но всё ещё напевал про себя, пока готовил завтрак или чистил стойла лошадей на ранчо. После смерти мамы казалось, он навсегда замолчал. Но посмотрите на него сейчас. Тёмные волосы с проблеском седины идеально причёсаны. На нём надета новая рубашка насыщенного синего цвета и чёрные брюки. И он снова готовит. Но, кажется, теперь папа делает это не из-за того, что расстроен. Нет, на его губах счастливая улыбка, от которой становится тепло на сердце.