собственниками. Главное благо для каждого человека – это свобода распоряжения самим собой. А мы или сами от нее отрекаемся (что есть грех идолослужения, – ибо мы вправе отказываться от этой свободы только ради Бога), или хотим, чтобы свободы был лишен человек, в котором мы чувствуем нужду.

Механизмы всякого рода способны порождать между людьми узы любви, приобретающие железную силу необходимости. Часто такой характер имеет материнская любовь; иногда – отцовская (как у Бальзака в «Отце Горио»); любовь сексуальная в своих наиболее интенсивных проявлениях (как в «Школе жен» и в «Федре»125); очень часто – любовь супружеская (особенно в силу привычки); реже – любовь детей к родителям и любовь братская.

Впрочем, есть разные степени необходимости. В какой-то степени необходимым является все, утрата чего реально приводит к уменьшению жизненной энергии, – в точном и строгом смысле, который это слово могло бы иметь, если бы феномены жизнедеятельности были столь же изучены, как феномен падения тел. В высшей степени для нас необходимо то, лишение чего влечет за собою смерть. Это тот случай, когда вся жизненная энергия одного существа зависит от другого существа. При более низких степенях необходимости потеря вызывает более или менее значительное уменьшение энергии. Так, полное лишение пищи вызывает смерть, в то время как ее ограничение приводит только к ослаблению организма. Тем не менее мы называем необходимым все количество пищи, не получая которого человек истощается.

Чаще всего человеческие привязанности становятся необходимостью при определенном сочетании факторов симпатии и привычки. Как в случаях действия страсти стяжательства или наркотической интоксикации, о которых говорилось выше, так и здесь – то, что сначала было поиском блага для себя, с течением времени превращается в необходимость. Но отличием от стяжательства, наркомании и других порочных страстей в данном случае является то, что в узах привязанности могут одновременно сочетаться оба побудительных мотива – поиск блага и чувство необходимости. Они могут существовать и раздельно. Когда привязанность одного человека к другому продиктована чистой необходимостью, это чудовищно. Мало что на свете может дойти до такой степени безобразия и ужаса. Всегда есть что-то пугающее во всех обстоятельствах, где человек ищет блага и находит одно лишь рабство необходимости. Сказки, в которых лицо любимой внезапно оборачивается мертвым черепом, дают верный образ этого рабства. Впрочем, человеческая душа богата на выдумки, с помощью которых защищается от такого безобразия и рисует воображаемые блага там, где на самом деле господствует одна жестокая необходимость. Безобразие является злом именно потому, что принуждает к самообману.

Всегда, когда необходимость в любой форме наносит человеку такой удар, что его суровость превосходит возможности самообмана для того, по кому пришелся этот удар, – в каждом таком случае человек претерпевает несчастье. Вот почему наиболее беззащитны перед несчастьем самые чистые души. Для того, кто способен сдержать в себе автоматическую защитнyю реакцию, которая ведет к увеличению в душе способности к самообману, несчастье не есть зло, хотя всегда остается раной и, в некотором смысле, крушением.

Когда один человек привязан к другому узами чувства, содержащего в себе какую-либо долю необходимости, невозможно, чтобы он при этом желал сохранить самоопределение в равной степени и для себя, и для другого. Это невозможно по свойству механизма природы. Но возможно по чудесному вмешательству сверхъестественного. Чудо, о котором мы сейчас будем говорить, это – дружба.

«Дружба есть равенство, производимое гармонией»126, – говорили пифагорейцы. Это гармония – ибо здесь присутствует сверхъестественное единство между двумя противоположностями, которые Бог сочетал, когда творил мир людей, – необходимостью и свободой. Это равенство, – ибо в дружбе мы стремимся сохранить возможность свободного согласия для себя и для другого.

Где один желает подчинить себе другого или поставить самого себя в подчиненное положение, там нет и намека на дружбу. У Расина Пилад – не друг Оресту127. При неравенстве дружба невозможна.

В дружбе существенно важна определенная взаимность. Когда с одной из двух сторон совсем нет благосклонности, другой должен сдерживать в себе чувство симпатии, уважая свободу согласия, которую он не вправе нарушать. Если с одной из двух сторон нет уважения свободы другого, другой должен прервать узы дружбы из уважения к самому себе. А тот, кто согласится поставить себя в подчиненное положение, дружбы взамен не получит. Но необходимость, обусловленная чувством привязанности, может существовать и лишь с одной стороны; и в данном случае дружба (если употреблять это слово в его точном и строгом смысле) будет только односторонней.

Дружба потеряет свою чистоту, если в ней необходимость хоть на мгновение возьмет верх над желанием сохранить для обоих участников свободу взаимного согласия. Во всех человеческих делах необходимость является началом нечистоты. Нечистой является всякая дружба, в которой есть хотя бы намек на желание угодить или желание, чтобы тебе угодили. В совершенной дружбе оба эти желания полностью исключены. Двое друзей всей душой согласны оставаться двумя, но никак не одним. Они уважают дистанцию между собой, которую устанавливает сам тот факт, что они созданы разными. Человек имеет право желать достигнуть непосредственного единения только с Богом.

Дружба есть чудо, при котором человек соглашается смотреть на расстоянии, не приближаясь, на другого человека, даже если он необходим ему как пища. Ева не обладала такой силой души; к тому же она не испытывала нужды в плоде райского дерева. Если бы в момент, когда она смотрела на плод, она была голодна, но при этом продолжала неуклонно смотреть на этот плод, не делая к нему и шага, то сотворила бы чудо, аналогичное чуду совершенной дружбы.

Этой сверхъестественной добродетелью уважения к человеческой свободе дружба близко напоминает чистые формы сострадания и благодарности, вызванные несчастьем128. Противоположности, являющиеся условиями гармонии, в первом из этих случаев – необходимость и свобода, во втором – подчинение и равенство. Обе эти пары противоположностей эквивалентны.

Поскольку бескорыстная дружба не допускает ни угодничества, ни желания, чтобы тебе угодили, в ней, вместе с чувством привязанности, присутствует нечто, похожее на полное безразличие. Связывая две личности, она, однако, имеет в себе нечто безличное. Она не подрывает в друзьях беспристрастность. Она никоим образом не мешает подражать совершенству Отца Небесного, который разливает повсюду свет солнца и дождевую влагу. Более того, как правило, дружба и это подражание взаимно обусловливают друг друга. Ибо поскольку люди (может быть, за малейшими исключениями) связаны между собой узами привязанностей, имеющих некоторую долю необходимости, они не могут приблизиться к божественному совершенству иначе, как претворяя эти привязанности в дружбу. Дружба есть нечто всемирное. Она заключается в том, чтобы любить одного из людей так, как хотелось бы