Горячий крепкий чай вернул участникам концессии бодрое настроение. Андрей склонился над картой, ногтём отчеркнул, куда удалось сегодня добраться, и где именно притаилась чёртова развязка, поставившая жирный крест на его сумасбродной затее, – развязка-тупик, земляная стена, финита ля комедиа.

Потом они пили чай с обнаруженными в столе у Ольги Олеговны сушками и лениво переговаривались, дожидаясь рассвета.

– Да уж, Андреас, кладоискатели мы аховые… – бубнил Витя, жуя иссохшую сушку.

– Только не говорите, что «женщина на корабле» – к неудаче, – просила Агриппина, на свою голову просила.

Андрей, хоть и устал, хоть спать хотел до невозможности, однако шанса поёрничать никак не мог упустить:

– Вот! Истина глаголет. Устами масс-медиа, как водится.

– Ох, говорят же моряки, что женщина на корабле – к несчастью, – мрачно поддержал его Виктор. – Моряки люди бывалые, зазря врать не станут.

– Да ну вас обоих, достали! – махнула рукой Агриппина, а сама улыбалась им – улыбалась Андрею своему, да и Виктору этому…

И, несмотря на усталость, несмотря на все неудобства, несмотря на полное фиаско их подземного дебюта, на душе у них было так легко и радостно, как бывает только в молодые годы, когда всё ещё впереди, а цветастая канва жизни полна приятных событий и неожиданных поворотов судьбы.

Конечно, поспать никому из них толком не удалось. Дремали, устроившись на стульях, пытаясь принять более-менее удобную позу, но руки и ноги все равно затекли к утру, а в половине девятого Андрей уже безжалостно растолкал их – пора было уходить. И хотя одежду, перепачканную мокрой землёй – попросту говоря, грязью – они с Виктором подсушили и по возможности оттёрли, их «вицмундиры» явно нуждались в стиральной машине. Теперь Андрей ругмя ругал себя за непредусмотрительность, за глупость и вчерашнее своё ослиное «упорство». Однако что сделано то сделано, и после того как сменилась охрана, а сотрудники музея только ещё начали по одиночке подтягиваться на свои рабочие места, он вывел из дворца сначала Виктора, а уж потом вернулся за Агриппиной, единственной из «троицы», сохранившей вполне приличный вид. Виктор дожидался их на скамейке и поднялся навстречу. Перекинулись несколькими словами, настроения не было, все трое хмурились, точно вчерашние обложные тучи. Зеленая мальтийка Агриппины так и простояла всю ночь на стоянке возле дворца, и теперь, казалось, радостно приветствовала свою непутевую хозяйку.

Сначала высадили Виктора, и пока ехали домой, Андрей трижды попросил у девушки прощения за вчерашнее фиаско. На что она всякий раз отвечала с очаровательной, но усталой улыбкой:

– Ни в чём ты передо мною не виноват, и прощать мне тебя не за что… – и напоминала, что сама напросилась участвовать в «подземном походе», даже упрашивала, блеяла, точно овечка заблудшая, мол, пожалуйста, Андрюшенька.

По-хорошему, Агриппине с утра надо было в Питер, но в силу всё того же недосыпа она чувствовала себя настолько разбитой и заторможенной, что скрепя сердце перенесла «дела столичные» свои на «после обеда». Приняли душ, жадно съели по паре бутербродов и дружно рухнули спать. В хаотичных мыслях своих Андрей был полон истового раскаяния: надо было распустить свою «команду» по домам немедленно после выхода из подвала! Что за страшные неприятности и кому из них предстояло претерпеть, если бы кто-нибудь из охраны их увидел? Ведь они не воры, не жулики, не мошенники, не убийцы. Что за параноидальная блажь нашла на него, что за морок заморочил голову ему, возникший из-за пазухи кромешной ночи, в которой не было ни звёздочки, ни краешка луны в просвете облачном? Однако следом пришла здравая мысль, перевесившая все остальные: а если бы всё-таки повязали – ведь видок у них был ещё тот!.. С этой здравой мыслью он и уснул тотчас, крепко и сладко, точно ребенок.

Он спал, спала Агриппина – стоит только выпасть из привычного режима! – так что проснулись оба в третьем часу. Девушка, с трудом оторвав голову от подушки, глянула на часы и окончательно махнула рукой на дела свои мирские (завтра успеется…), Андрею же волей неволей пришлось собираться, ведь он клятвенно пообещал дружелюбному бригадиру вернуть ключи именно сегодня. Но прямо на пороге квартиры его ожидал сюрприз. Едва он отворил дверь, как перед ним, словно из-под земли, выросли четверо мужчин, по виду иностранцы: трое в строгих костюмах, при галстуках, в шляпах (которые немедленно были сняты), у каждого через руку перекинуто по плащу; четвёртый в пуловере и без галстука, а на плечи накинута простая ветровка, – простая на первый взгляд или на взгляд несведущий, ибо вещь-то дорогущая. Андрею впору бы удивиться и поинтересоваться у необычных визитёров, чем он заслужил подобную честь, – однако в свете последних событий он перестал удивляться чему бы то ни было; уж если царский вельможа Кутасов преследует его в виде привидения, а после оказывается его предком, да ещё заставляет искать то руны под дубом, то нечто волшебное, всесильное и неведомое в потайных подземельях, то удивляться малым странностям разучаешься.

Андрей замер на пороге, вопросительно глядя на изысканную компанию, помедлил и затем отступил назад в прихожую, жестом приглашая визитёров войти внутрь, что они и сделали, аккуратно притворив за собой входную дверь.

Один из гостей заговорил. Говорил он по-французски, и человек в пуловере начал переводить – перевод был невероятно точен и шёл почти синхроном – Андрей впервые видел перед собою столь качественную работу переводчика устной речи.

– Мы просим прощения у вас, уважаемый Андрей Иванович, за беспардонное своё вторжение. Вы, как мы видим, собрались уходить, и с нашей стороны верхом бестактности станет задерживать вас попусту. Позвольте, прежде всего, представиться! Каждый из нас является действительным членом Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, и мы прибыли в ваш благословенный край не с оружием, а с оливковой ветвью мира и любви. Однако, в силу своих искренних заблуждений, мы намеревались предпринять ряд действий, как считали тогда, во благо, в действительности же пролили воду на мельницу зла. Мы наказаны сполна, один из наших товарищей трагически погиб несколько дней назад. Его страшная смерть потрясла нас до глубины души, и с наших глаз упала пелена заблуждений. Раскаяние движет нами, и мы пришли к вам с покаянием. Мы обнажили головы перед вами, и я, как уполномоченное лицо Ордена Святого Иоанна Иерусалимского объявляю вам о признании – целиком и полностью – вашего права обладать реликвией. Предок ваш когда-то обрёл её, и теперь сквозь завесу двух с лишним столетий, сквозь зыбкую цепь поколений передаёт вам. Утрата реликвии не по его вине произошла, но кара пала на его голову – кара временем, лишь нынче позволившая вашему славному предку исполнить волю Провидения. Отчуждение реликвии было бы непростительной ошибкой, наказанием без вины. Посему, мы не будем чинить вам никаких препятствий в нелёгком вашем деле – напротив, мы будем молиться за вас и ваш успех. Dixi.

– Благодарю вас… – начал Андрей, но второй мальтиец перебил его, и переводчик вторил ему, догоняя в концовках фраз и разве что не вырываясь вперёд: