Лонан мнется: ему не совсем ясно, куда именно идти – типичных дверей в атриуме нет, есть только матовые десятифутовые шестиугольные панели. Около каждой в полу располагается ярко-желтый шестиугольник. Лонан, Феникс и Касс их не замечают – или намеренно избегают. Я осторожно наступаю на один и… вжух! Часть панели отъезжает вниз. Стекло настолько ровное, гладкое, что даже вблизи кажется цельным.

Феникс шагает ко мне, но тотчас пятится назад: спасибо Пеллегрину, который вовремя подал ему знак! В мою сторону никто не смотрел, а значит, доктор не увидел, как открываются «соты». Лонан быстро становится на ближайший шестиугольник. Снова раздается «вжух», и Лонан скрывается внутри.

Мы, пожалуй, прошли уже как минимум половину. Жилые отсеки и что-то еще? Как там говорил Пеллегрин? Я получила уникальную возможность увидеть вживую папин проект, но мне очень хочется поскорее покончить с экскурсией.

Бесконечные отцовские разработки, чертежи, исследования, первые попытки (удачные и не очень), ошибки, которых можно было избежать – единственный способ подарить «Атлас» целому миру, а не только Волкам – находится в стеклянном пузырьке в моем кармане.

Каждая секунда, которую мы здесь проводим, важна, но я не могу избавиться от ощущения, что мы понапрасну тратим время и силы. Мне это надоело.

Жилые секции, в отличие от величественного атриума, довольно малы. Ты как будто попадаешь в ячейку выставочного зала старой «Икеи», изящной и девственно-чистой, но с панорамными окнами – и толщей морской воды за ними.

Из постройки торчат коралловые выступы, прямо как балкон для русалочки. Сплошная услада для глаз.

Парни расходятся по отсеку – две спальни, кухонный уголок, который сливается с гостиной, и ванная, – а я внезапно застываю на месте. Я словно получила весточку от папы.

Летом, после седьмого класса, я нарисовала отцу абстрактную картину из черных линий. Я изобразила на большом листе бумаги свое любимое воспоминание. Мама, папа и пятилетняя я – вернее, подобие наших силуэтов, – незадолго до того, как из нас троих осталось лишь двое. Пирс и чайка. Вода и волны. Рассвет, за которым, несомненно, последует закат – и так до бесконечности. Покой.

А сейчас моя композиция, в виде копии разумеется, занимает большую часть стены гостиной жилого отсека.

Линии расплываются перед моими глазами. Я не могу потерять и это – только не сейчас, после того как мой отец вернулся из мертвых. Я не смогу вынести того, что в случае неудачи здесь поселятся Волки и отголоски моего счастья будут приукрашать их жизнь. Волки уничтожили покой, как мой, так и всего мира.

Из ступора меня выводит звук глухого удара.

Я – одна в комнате, кругом тишина. Отнюдь не умиротворенная, а несколько иного рода.

Что-то не так.

Хочу окликнуть парней, но вовремя сдерживаюсь – вдруг чутье меня подведет? – и стремглав бросаюсь в примыкающую комнатку. А когда вижу, что произошло, то за долю секунды впадаю в панику:

– Касс… Нет, не трогай его!

Ударив Пеллегрина об оконное стекло с такой силой, что по прозрачной поверхности стекает струйка крови, Касс сжимает пальцы на его горле.

Меня он не слушает – да где же остальные?! – и Пеллегрин вот-вот отключится. Вытаскиваю серебряный футляр, выхватываю шприц с седативным веществом. Проверяю, не взяла ли случайно голубой – их нельзя перепутать.

Осторожность меня подводит.

Касс замечает мое отражение в стекле ровно в тот момент, когда я подношу иглу к его спине. Пеллегрин тяжело оседает на пол, едва-едва оставаясь в сознании, а Касс бросается на меня. Увернувшись от его стальных кулаков, отпихиваю серебряный футляр как можно дальше от нас обоих. Касс дергает меня за волосы, и мне становится страшно, не оторвет ли он вместе с ними голову. Но Касс набрасывает косу мне на шею и тянет. Перед глазами начинают плясать звездочки.

Собравшись с силами, бью локтями назад – в его ребра – и втягиваю в легкие воздух. Я свободна! Вонзаю шприц в бедро Касса. Он мгновенно падает мешком.

Мое дыхание по-прежнему поверхностное, рваное.

– Лонан! – зову я. – Лонан!

Что, если Феникс вырубил его в другой комнате? Я должна найти Лонана! Но, может, Лонан первым напал на Феникса? Надо было сперва подумать, а потом кричать. Соображай, Иден. Будь умной девочкой.

Лонан заглядывает в комнату, и – какое облегчение! – он явно потрясен.

Лонан смотрит на неподвижного Пеллегрина, переводит взгляд на оконное стекло, окрашенное кровью. Очутившись возле меня в мгновение ока, Лонан берет меня за руку. Я не успеваю его остановить. Его ладонь теплая, мягкая. Она дарит мне спокойствие и утешение, хотя я должна быть начеку.

Пеллегрин хрипит, пытаясь что-то сказать. Отчетливо слышны лишь какие-то обрывки фразы:

– Формула… лекарство. Если не выживу, то… в лаборатории.

Наклонившись к Пеллегрину, понимаю, что он потерял очень много крови.

– Ава, – произносит Пеллегрин уже четче. – Не мертва… – Глубокий вздох. – Не может быть…

Нет-нет-нет. Нет!

Если Ава жива, то нам конец. Наверное, она обманула Феникса еще тогда, на яхте, – и использовала Алексу! Значит, Алекса тоже под ее контролем. Что еще пошло не так?.. «Но Ава определенно возьмет ситуацию в свои руки, если увидит на то вескую причину», – предрек Пеллегрин. Он прав.

А последствия как для моего отца на штаб-острове, так и для нас на «Атласе»… В общем, дело плохо. Мы на грани катастрофы.

Пеллегрину нужен доктор – и не ученый, а самый обычный.

Пелл силится держать глаза открытыми, но веки его трепещут, норовя сомкнуться.

– Иден, – зовет он меня и вдруг стискивает мою руку: – Беги!

Но мне некуда податься.

Ладонь Лонана вдруг сжимается, едва не ломая мне кости. Я сразу все понимаю, как только заглядываю ему в глаза.

Вот так и приходит смерть. Первой умирает надежда.

Его глаза ничего не выражают. Голос, произносящий мое имя, кажется чужим. Он пуст, пуст, пуст…

ПсевдоВолк. Ненастоящий Лонан.

С трудом высвобождаюсь. Оглядываюсь по сторонам. Серебряный футляр лежит совсем недалеко, открытый, с двумя шприцами – янтарным и голубым. Но меня опережает Феникс. Он берет по шприцу в каждую руку. Лонан хватает меня за локти и удерживает на месте, хотя я отчаянно брыкаюсь.

Я – в меньшинстве. Два ПсевдоВолка, две иглы – все против меня. Ава, конечно, свято верит в то, что мы прибыли убить Зорнова. Особенно сейчас, когда голубой шприц у нас на виду. А как стопроцентно удостовериться в том, что Зорнов не умрет? Правильно, вколоть сыворотку кому-то другому – и подопытным кроликом стану как раз я.

– Знаешь, а перед смертью твой отец умолял за него попрощаться, – говорит Феникс, прокручивая шприцы в пальцах.