спартанцам, так как в это время жители Писы восстали против них и захватили олимпийское святилище. Спартанцы потеряли ряд территорий, частью даже в самой Лаконии. Это еще более увеличило разорение и недовольство бедноты: как мы узнаем из Тиртея, в это время в Спарте лозунгом бедноты (как и в Афинах) был новый передел земли. Однако Спарта пошла по иному пути, чем Афины: закабаленные и порабощенные крестьяне навсегда остались в этом положении, и, вероятно, уже в это время были приняты энергичные меры против возможного их восстания. Зато среди сохранившего свободу населения были действительно проведены радикальные реформы в духе восстановления уже почти исчезнувшего первобытного коммунизма; все привилегии аристократии были отменены; земли и илоты равномерно поделены между гражданами. Одновременно с этим была проведена реформа и в военном строе; до этого времени решающую роль в спартанском войске играли promachoi — «передовые бойцы». Это были аристократы, вооруженные огромным щитом, покрывавшим воина с головы до ног. Эти воины выбегали вперед на врага, причем щит каждого такого аристократа служил защитой и для бедняков-легковооруженных, прятавшихся за этим щитом и бросавших из-за него камни и дротики. Теперь вводится новый строй: ни один воин не должен «выбегать вперед» со своего места — каждый обязан до смерти сохранять свое место в строю. Все вооружены одинаково панцирем, шлемом и небольшим круглым щитом. Это тот самый непроницаемый гоплитский строй, который дал грекам впоследствии победу в борьбе с персами.

Благодаря этим реформам внешнего и внутреннего характера спартанцам после многолетней борьбы удалось одержать верх над мессенянами и завоевать всю территорию Мессении. Части мессенцев удалось бежать в различные концы греческого мира — на Родос, в Аркадию, в южную Италию. Огромному большинству пришлось снова стать илотами, а земля была снова поделена между спартанцами. В то же время и союзникам спартанцев элидцам удалось отобрать назад у писатов олимпийское святилище.

Борьба с Аргосом велась очень долго, так как, по-видимому, как раз в ту эпоху, когда Спарта находилась в наиболее тяжелом положении, Аргос достиг наивысшего расцвета. Это произошло при царе Фидоне, которому удалось на некоторое время даже захватить в свои руки руководство олимпийскими состязаниями, получившими в это время уже широкое международное значение. Этот Фидон был, вероятно, одним из руководителей калаврийской амфиктионии, о которой мы говорили выше: Аргос вел уже в это время морскую торговлю. Введенная Фидоном система мер и весов была, по-видимому, в ходу во всей этой амфиктионии; во всяком случае нам известно, что она была в ходу на торговой Эгине и в Афинах до Солона. Лишь после долгой войны, уже после смерти Фидона, спартанцам удалось к началу VI в. отобрать у Аргоса Кинурию и остров Киферу. После этого спартанцы двинулись против другого союзника Мессении, против аркадского города Тегеи. И эта долгая борьба велась с переменным счастьем — спартанцам пришлось испытать тяжелые поражения. Однако, в конце концов, и здесь им удалось одержать верх. Этот успех совпал с коренной внутренней реформой, реформой государственного строя в Спарте. Следствием этой реформы было, по-видимому, то, что спартанцы не покорили Тегеи, а заключили с ней договор. Судя по аналогии с рядом других однообразных договоров, заключенных впоследствии Спартой с пелопоннесскими государствами и еще позже с Афинами, основное содержание этого договора, по-видимому, сводилось к следующему: 1) каждая сторона должна явиться на помощь другой в случае, если она станет жертвой нападения третьего государства, и 2) тегейцы обязаны явиться на помощь спартанцам, если против них восстанут илоты. Далее, нам известно, что тегейцы обязались изгнать из своей области бежавших сюда мессенцев и не казнить никого за сочувствие Спарте.

Во внутренней жизни Спарты после окончания Мессенских войн (первая половина VI в.) произошел коренной переворот, начало которого надо, по-видимому, относить уже ко времени самой войны. Весь государственный аппарат был преобразован так, чтобы служить для быстрого, энергичного подавления возможных восстаний илотов, а в связи с этим, для пресечения самой возможности проникновения демократических идей из-за границы, спартанцам запрещается под страхом смертной казни выезжать за пределы государства. Наоборот, иностранцы периодически изгоняются из Спарты («ксенеласия»). Так как участие в торговых оборотах влекло за собой с неизбежностью разложение старых общественных форм и проникновение новых взглядов, в том числе и демократических идей, то ввоз золота и серебра в Спарту был воспрещен и спартиатам было предписано обходиться исключительно железной монетой. Для оплаты дорого стоящих товаров такую монету пришлось бы отгружать возами; ясно, что она делала невозможными торговые сделки. Единственным видом доблести теперь считается умение стоять на своем месте в военном строю, не отходя ни на шаг ни взад ни вперед от товарищей и не страшась смерти. Все другие виды атлетики рассматриваются теперь как нечто недостойное спартанца; на олимпийских состязаниях с 548 по 400 г. из двухсот победителей только двенадцать — спартанцы. Старинные вымирающие учреждения — союзы мужчин — видоизменяются так, что государство превращается в вооруженный лагерь; каждый гражданин с раннего детства проходит тяжелую вооруженную муштру. Государство вмешивается во все стороны личной жизни гражданина, отбирая у него и уничтожая новорожденных, если из них не могут вырасти хорошие солдаты, заставляя граждан разводиться и жениться в интересах государства и т. д. Граждане не могут заниматься ничем, кроме военного дела. Результатом этого была некультурность, а часто и неграмотность спартиатов, отсутствие в их среде ученых, поэтов, художников и полное исчезновение художественной архитектуры, живописи и поэзии. Они должны были носить бороду, брить усы, есть за обедом невкусную «черную похлебку». Жилище спартанца должно быть построено исключительно при помощи пилы и топора; следовательно, запрещается применение рубанка, и жилище приобретает, таким образом, примитивный, архаичный вид. Наконец, запрещаются письменные законы; законы должны передаваться только устно.

Но особенно крупную роль в новом государственном устройстве, естественно, должна была играть организация нового класса — илотов.

В советской науке очень энергично дебатировался вопрос о происхождении илотов и о том, к какой группе населения их надо отнести. В конце V и в IV в. в Греции были весьма распространены попытки оправдания рабства, исходящие из расовых различий: раб — варвар, варвары якобы существа низшей структуры — полулюди, полуживотные, созданные для подчинения, и потому, по мнению этих идеологов рабства, вполне правомерно, что греки обращают варваров в рабство. По тем же причинам и в критских мноитах, и в спартанских илотах, и в фессалийских пенестах удобно было видеть остатки додорийского населения страны. Самое слово «илот» производили от селения Гелос в Лаконии. К сожалению, эта теория бытует до сих пор и