Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разумеется, существуют и другие способы убить омара на месте, сохранив при этом свежесть мяса. Некоторые повара протыкают панцирь омара ножом в точке, расположенной немного выше его стеблевидных глаз (примерно там, где у человека на лбу находится Третий Глаз). Предполагается, что это либо моментально убьет омара, либо лишит его чувств, и говорят, это хоть чуть-чуть, но снижает градус трусости, из-за которой люди убегают из кухни, бросив омара в кипяток. Насколько я могу судить после разговоров со сторонниками метода «нож-в-голову», они считают, что это более грубо, но в конечном счете более гуманно, плюс готовность сделать это лично и взять на себя ответственность за пробитого ножом омара каким-то образом оказывает омару честь и дает право убийце съесть его (во всех этих аргументах часто прослеживается смутное сходство с духовной-связью-между-охотником-и-дичью, которую проповедовали индейцы). Но проблема с методом «нож-в-голову» – простая биология: нервная система омаров состоит не из одной, а из нескольких ганглиев, они же нервные узлы, которые соединены последовательно и расположены вдоль нижней части тела омара на всем протяжении, от носа до кормы. И отключение фронтальной ганглии обычно не приводит ни к быстрой смерти, ни к потере сознания.
Другая альтернатива – это опустить омара в холодную соленую воду и очень медленно довести воду до кипения. Повара, выступающие в защиту этого метода, обычно приводят аналогию с лягушкой, которая, предположительно, не выпрыгивает из котла, если воду нагревать постепенно. Я не буду забивать текст кучей исследований-обобщений и просто уверю вас в том, что проводить аналогию между лягушками и омарами неправильно – плюс если вода в кастрюле не обогащена солью и кислородом, то погруженный в нее омар будет медленно задыхаться. Хотя он все равно не задохнется настолько, чтобы не греметь и не метаться, когда вода достигнет смертельной температуры. На самом деле омары, которых готовят в постепенно нагреваемой воде, часто демонстрируют целый бонусный диапазон жутких, похожих на конвульсии реакций, которых мы не увидим в случае с обычным кипятком.
В конечном счете все эти добродетели домашней лоботомии и медленного нагревания весьма относительны, потому что есть еще более ужасные/жестокие способы готовки. Некоторые повара, дабы сэкономить время, иногда суют живых омаров в микроволновку (обычно проделав предварительно несколько «вентиляционных» дыр в их панцирях: этой предосторожности большинство любителей готовить моллюсков в микроволновках научились на своем горьком опыте). В Европе же очень распространено расчленение заживо: прежде чем приготовить омара, его разрезают на две половины или отрывают у него клешни и хвост – и только их бросают в кастрюлю.
И существует еще множество невеселых фактов, связанных с первым критерием страданий. У омаров не очень развиты зрение и слух, но они обладают исключительным чувством осязания – их панцирь покрыт сотнями тысяч мельчайших волосков. Вот что написано в классической книге Т. М. Пруддена «Об омаре»: «Таким образом, несмотря на то что омар кажется заключенным в твердую непроницаемую броню, на самом деле он может воспринимать раздражители и впечатления так, как если бы обладал мягкой и нежной кожей». И у омаров есть «ноцицепторы»[334], как есть у них беспозвоночные версии простагландинов и основных нейромедиаторов, с помощью которых боль регистрируют и наши мозги.
С другой стороны, омары, похоже, не имеют способности производить или поглощать естественные опиоиды вроде эндорфинов и энкефалинов, с помощью которых более высокоразвитые нервные системы подавляют сильную боль. Хотя отсюда можно заключить и то, что омары, вероятно, даже более чувствительны к боли, потому как не обладают встроенным анальгетиком, характерным для нервной системы млекопитающего, и то, наоборот, что отсутствие натуральных опиоидов предполагает отсутствие реально сильных болевых ощущений, поскольку опиоиды были созданы как раз для смягчения боли. Лично я чувствую облегчение, когда думаю о второй вероятности. Вдруг отсутствие у омаров эндорфиновых/энкефалиновых желез означает, что их субъективное восприятие боли так сильно отличается от восприятия млекопитающих, что, может быть, даже не заслуживает права именоваться словом «боль». Возможно, омары больше похожи на пациентов после фронтальной лоботомии, про которых пишут, что они рассказывают, будто испытывают боль совсем не так, как мы с вами. Говоря неврологически, они, очевидно, чувствуют физическую боль, но она им не неприятна – хотя и приятности в ней они тоже не находят; они скорее чувствуют ее, но не чувствуют ничего по отношению к ней – боль не огорчает их и у них не появляется желания избавиться от нее. Возможно, омары, у которых также отсутствуют лобные доли, не способны к неврологической-фиксации-травмы-или-опасности, которую мы называем болью. В конце концов, существует разница между (1) болью как чисто неврологическим понятием и (2) фактическим страданием, в котором важную роль играет эмоциональная составляющая, осознание боли как чего-то неприятного, того, чего следует бояться/избегать.
И все же после всех этих абстрактных размышлений факты остаются фактами: отчаянно звенящая крышка, жалкие попытки зацепиться за край кастрюли. Когда стоишь возле плиты, очень сложно отрицать сколько-нибудь убедительно, что живое существо перед тобой испытывает боль и всеми силами пытается избежать ее / спастись от нее. На мой непрофессиональный взгляд, поведение омара в кастрюле есть не что иное, как выражение предпочтения; и вполне может быть, что способность формировать предпочтения – это убедительный критерий настоящих страданий[335]. Логику этого соотношения (предпочтение [стрелочка вправо] страдание) проще всего увидеть в примере «от противного». Если разрезать червя определенного вида на две половины, они будут продолжать ползать и заниматься своими червячьими делами так, словно ничего не произошло. Когда мы утверждаем, основываясь на его «послеоперационном» поведении, что этот червь не страдает, на самом деле мы имеем в виду, что он не подает признаков понимания того, что с ним случилось что-то плохое, или что он бы предпочел не быть разрезанным на две половины.
Омары же, как известно, обладают предпочтениями. Эксперименты показали, что они способны чувствовать изменения температуры воды даже на один-два градуса; их сложные миграционные циклы (в течение которых они могут пройти больше ста миль за год) – это, в частности, попытка найти воду самой приятной температуры[336]. И, как я уже упоминал, они обитатели дна и не любят яркий свет: если в аквариум попадают лучи солнца или магазинных флуоресцентных ламп, омары всегда собираются в самой темной его части. В океане они ведут одиночный образ жизни, и им абсолютно точно не