— Ох, — произнес сэр Смит, пораженный в самое сердце, — сэр Ричард, вы… это не опасно?

— Мы еще не в том возрасте, — ответил я бодро.

Я расхаживал обнаженный до пояса: рубашка у меня одна. Фрида нежно улыбнулась Смиту, ушла в дальний угол, где на стуле приготовлен большой таз с водой, его тоже притащил сэр Смит. Она сбросила рубашку и принялась, повизгивая, умываться.

Сэр Смит покраснел, с трудом оторвал взгляд.

— Сэр Ричард, — проговорил он охрипшим голосом, глазные яблоки поворачивались в сторону плескающейся, как утка, девушки. Рыцарь мужественно поворачивал их обратно с таким усилием, словно тянул за повод упирающегося коня. — Сэр Ричард… Достойно, что принесла вам кольчугу, но… не опасно ли так сближаться с противной стороной?

— Для церкви, — ответил я сурово, — все люди, все человеки. Мы должны спасать любые заблудшие души!.. Недаром же принимаем покаяние даже на смертном ложе, отпущаем грехи, мол, никогда не поздно покаяться, перевоспитаться и начать новую жизнь… даже если этой жизни остались секунды. А эта лапочка еще очень молода. У нее ветер в голове, кровь горяча — самое время спасать ее душу.

Он смотрел обалдело, глаза все выпучивались, нижняя челюсть отвисала. Наконец вздрогнул, вернул челюсть на место, покрутил головой.

— Да, сэр Ричард, — проговорил он с великим почтением, — но ведьмочка-то не слабенькая…

— Да, — согласился я. Спохватился: — А вы как поняли, сэр Смит?

— Да вы всю ночь боролись… в смысле, за ее душу. Вон как ножки ложа процарапали пол, а вчера с вечера там все блестело. Да и сквозь сон я слышал, как через комнату несется конский табун! Похоже, сон в руку. Но вы, видать, ее одолели?

Я вздохнул, развел руками.

— Сэр Смит, вы же знаете, если сильно нажать, дыба порвет жилы, и еретик умрет, не успев раскаяться. Давление нужно усиливать медленно, постепенно. А душа еще нежнее, чем тело. Вот я и усиливаю… постепенно. Так что за ее душу еще придется посражаться. Силен Сатана, силен!.. Приходится его же оружием и на его поле…

Он подтвердил с готовностью:

— Его же оружием и на его поле — это истинно по-рыцарски!

Могучий вздох вырвался из его груди. Я помолчал и добавил основной девиз паладина:

— Легко быть святым в пустыне, но не просто быть святым в борделе!.. Улавливаете, сэр Смит? Суть паладина в том, чтобы и как все, в борделе, и в тоже время — не дать угаснуть искре божьей в себе и раздувать ее в других!

Он подумал, произнес с еще большим почтением:

— Вот, значит, какая у вас, паладинов, жизнь… Всю жизнь в… борделе, прости Господи, вот это жизнь! А я, простак, думал, вы только кабанчиков в карасиков…

Не выдержав, оглянулся. Фрида, уже чистая, как рыбка, набрасывает через голову мою рубашку. С узкими плечиками и длинными руками, но с прекрасно развитой грудью ослепительной белизны, она показалась нам совсем маленькой и жалобной. Подошла, улыбнулась открыто и беззащитно, алые соски покраснели ярче и воспылали, как раскаленное железо.

— Платье уже почти высохло. Переодеться?

— Думаю, — ответил я после долгого раздумья, — стоит переодеться в платье. Все-таки лето, сейчас жара… А то у сэра Смита разорвется. Я имею в виду сердце.

Она вновь целомудренно отошла от нас в тот самый дальний угол, это целых пять шагов, там сбросила рубашку, аккуратно повесила на спинку кресла, критически осмотрела, поправила рукав, полюбовалась и только потом влезла в свое серое мешковатое платье.

Сэр Смит вздохнул:

— Бедная девушка…

— Почему? — спросил я. — Или жаждете ее на костер?

— Да нет, но сюда на метле в безопасности, а обратно пешком через дикие земли, где кишат разбойники, чудовища…

Я изумился.

— Сэр Смит, что за странная идея?.. Пешком — это месяца два-три. Да и как одинокой молодой девушке по землям, где всяк норовит обидеть?

Он посмотрел опасливо.

— Но разве вы… не лишили ее ведьмости?

Я покачал головой.

— Я лишил ее совсем другого, сэр Смит. Превратить из девушки в женщину — занятие в высшей степени благое и достойное. Но глупо и бесчеловечно было бы лишать возможности летать на помеле!.. Вообще-то это единственное, что отличает ведьму от обычной женщины. Так что она завтра к вечеру будет в моем замке, перескажет все, что я велел.

Он спросил шепотом:

— Но разве это не противоречит… учению церкви?

Я ответил вопросом:

— А разве вы в лионском походе не брали в проводники крестоносному войску местных еретиков?

Он перекрестился.

— Вы правы, сэр Ричард. Еретики — хуже ведьм, но, к стыду своему, их услугами иногда пользовались, прежде чем отправить на костер.

— Вот видите… Впрочем, у меня есть еще одна идея.

Кольцо я принялся вертеть сразу же, как только вышли из комнаты. Увы, несмотря на то что мы все еще в гостинице, кольцо осталось простым кольцом, разве что под кожей. Сэр Смит заметил мои попытки, спросил сочувствующе:

— Суставы болят?.. У меня тоже дважды выскакивали от прямых ударов. Надо беречь.

— Да, — ответил я, — надо.

По городу проехали герольды, выкрикивая указ герцога Ланкастерского, исполняющего обязанности короля, а потом выехали к палаточному городку, дабы и там слышали и вняли словам нового повелителя. Сегодня с утра состоятся парные соревнования, а завтра — финал, знаменитая melee, на которой и определится победитель турнира.

Несмотря на то, что перекусили еще в своей комнате, Смит настоял, чтобы как следует позавтракали и в харчевне гостиницы. День будет трудный, еще неизвестно, когда поедим и поедим ли.

Из-за соседних столов в нашу сторону поглядывали с живейшим интересом, но смотрели не на меня — чемпиона одиночных схваток, не на сэра Смита, который нахватал рекордное число пленных, а именно на рыжеволоску, что скромно и безропотно ела все, что ей подавали, пила вино, которое сэр Смит, опережая меня, наливал ей. Вообще-то волосы не рыжие, а огненно-красные, пышные, собранные сзади в небрежную косу, что вот-вот восхитительно расплетется, распустится… какое прекрасное слово со сладким подтекстом — «распустится»…

В зале потемнело, мальчишки быстро пробежали вдоль стен и зажгли светильники. В окно видно, как с севера ползут тяжелые угольно-черные массивы туч, поднялся злой ветер. В жуткой черноте неба зловеще вспыхивают мертвенно-синие даже не молнии, а пещеры, наполненные волшебным огнем, чуть погодя на землю обрушивался страшный удар грома. Потом в необъятных громадах туч начало вспыхивать почти непрерывно, а жуткие сотрясающие удары заставляли вздрагивать посуду на столах. Надеюсь, подумал я невольно, Барбаросса сидит под дубом с хорошей кроной.

В зале притихли, нечто библейское, запредельное по мощи в этой грозе, хотя, если честно, всякая гроза напоминает, насколько человек вообще-то слаб…