Итак, в канонических евангельских текстах имеется множество предпосылок, дающих возможность уподобить трех Марий друг другу. Но есть вещи и получше. Мария из Вифании, грешница и Мария из Магдалы, безусловно, богатые женщины и входят в хорошее общество. Не была ли таинственная Мария одной из первых учениц Христа в то время, когда он проповедовал в Галилее? Это не абсурдное предположение. Подобную мысль можно найти у Якова Ворагинского, автора знаменитой «Золотой легенды». В этой агиографии порой очень сложно отличить реальность от вымысла, но в ней, тем не менее, можно найти все необходимые сведения (при условии, конечно, что от них нужно будет отобрать все лишнее). Яков Ворагинский превратил Марию Магдалину в женщину из знатной семьи, принадлежащей к королевскому роду; в наследство от этого рода ей достались богатые владения, в том числе дом в Вифании, поделенный между ней, сестрой Марфой и братом Лазарем, а также крепость Магдала, славившаяся своими развращенными нравами. Итак, Магдалина была богатой и охотно предавалась сладострастию, что вполне соответствует свидетельству, оставленному святым Лукой. Далее Христос прощает ее и изгоняет из нее семь демонов; с тех пор Иисус не отказывал Марии из Магдалы в милости. Такова легенда Якова Ворагинского. Нужно признать, что его рассказ очень убедителен, он даже не противоречит свидетельству Луки, поведавшему об окружении Христа следующее: «После сего Он проходил по городам и селениям, проповедуя и благовествуя Царствие Божие, и с Ним двенадцать, и некоторые женщины, которых Он исцелил от злых духов и болезней: Мария, называемая Магдалиною, из которой вышли семь бесов» (VIII, 1–2).

Итак, можно безоговорочно согласиться с «тройственным образом» Марии из Магдалы, ученицы Христа, как и с тем, что Магдалина, при содействии сестры и брата, в некотором роде «финансировала» деятельность Учителя. Действительно, нельзя забывать о том, что Иисус во время своей проповеднической деятельности (то есть в течение трех лет) не работал. Нужно было, чтобы кто-то обеспечивал кров и пропитание как ему, так и его ученикам. Нельзя жить одним лишь святым духом, даже если ты Сын Божий. Иисус такой же человек, как и его апостолы: он нуждается в пище и во сне.

Порой создается впечатление, что Мария Магдалина занимала привилегированное место среди учеников. Почему же Римско-католическая церковь предпочла молчать о ее особом положении в этой общине? Из-за антифеминизма, царившего в лоне Церкви во времена раннего средневековья? Христианское понятие женственности, претерпевшее в современном мире значительные изменения (особенно после Второго Ватиканского собора), унаследовало как греко-латинские, так и древнееврейские концепции. Словно позабыв об удивительных женских ветхозаветных персонажах, евангелисты принизили роль женщины, сделав ее порочной и неспособной, например, исполнять священнические функции. Теологам и в голову не пришло бы ставить Марию из Магдалы на одну доску апостолами: удостоить саном священника женщину… какой ужас! В силу того, что священники — это законные наследники апостолов, из Марии Магдалины пришлось бы делать жрицу, которая стала бы одной из основ апостолической священнической преемственности.

И тем не менее… Сцена, в которой Мария из Вифании омывает ноги Христа и натирает их дорогими благовониями, к вящему гневу казначея этой общины (Иуды), может быть истолкована как своего рода рукоположение в священнический и королевский сан. Ритуал этот выполняет Мария — именно она является жрицей. «Разве нельзя предположить, что Мария из Вифании, проводившая большую часть времени у ног Спасителя, слушая его слова, предчувствовала (если не сказать знала) тайну Христа? Иисус упорно пытался донести ее до своих учеников, но их сердца до последнего момента оставались глухими. Почувствовала и приняла ее лишь Мария. Она знает, что пришло время явить эту тайну на свет: это своего рода пророческая интуиция… Мария помазывает голову Иисуса, тем самым нарекая его Королем и Священником, и натирает его ноги, признавая его Мессией и посланником Бога».[167] Итак, перед нами ритуал возведения на престол и в сан, который мог осуществить лишь один человек — тот, кто был облечен жреческой (разумеется, символической) властью. Иисус прекрасно знал об этом, иначе бы он не ответил на упрек Марфы словами о том, что у Марии «лучшая доля».

«Есть два места с названием Вифания: город, в котором жили Лазарь, Марфа и Мария, находившийся восточнее Иерусалима, приблизительно в трех километрах от него… На левом берегу Иордана, у брода, расположено местечко с тем же именем: в этих местах когда-то крестил Иоанн Предтеча. Эту Вифанию, вблизи пустыни и Мертвого моря, называют также Вифабарой, что может означать „Переправа“. Иоанн и Мария, каждый по-своему, даровали Иисусу крещение, инициацию — иными словами, право Переправы, право переступить порог. Две Вифании подобны друг другу, как зеркальное отражение, в равной степени как Магдалина, как эхо, повторяет действия Иоанна Крестителя: мужчина в одежде из верблюжьего волоса — и длинноволосая женщина. Разница лишь в том, что суровый ессей Иоанн обитает в бесплодной пустыне, призывает к покаянию и сыплет проклятиями, в то время как на другом берегу, в цветущей и радостной Вифании, Магдалина вещает о Любви и Прощении: это и есть переход из одного мира в другой. От Иоанна Иисус получил крещение в водах Иордана, но не получил миропомазания, какое было даровано древним царям Израиля. И все же, накануне страстей Господних, накануне „духовного и боевого крещения“, которого он желал, Христос получил миро от женщины Магдалины».[168] Древнее понятие «жреца-короля» к Иисусу вполне подходит, но, повторим это еще раз, королевское миропомазание может быть совершено только жрецом (или жрицей).

Конечно, миропомазание в Вифании — это один из важных эпизодов в жизни Иисуса. Это подтверждают слова самого Иисуса, обращенные к ученикам, которые в той или иной степени были враждебно настроены ко всему, что бы ни сделала Женщина. Христос утверждает, что Мария «сделала, что могла», добавляя при этом: «Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет, в память ее, и о том, что она сделала» (Марк, XIV, 9). Это не что иное, как признание в Марии незаурядных и безмерных возможностей, ее безграничной власти. Именно так можно понять эти важные слова Христа, прозвучавшие в ответ на действия Магдалины, которые могли показаться — и показались, по крайней мере, ученикам Иисуса — женской пустячной причудой. Но зачем евангелистам, а следом за ними и отцам Церкви, понадобилось уменьшить роль Марии из Магдалы, понизить ее до «низшего ранга»? Не потому ли, что христианское духовенство стыдилось быть обязанным женщине?

«На ум мне постоянно приходит один и тот же вопрос: что сделала Церковь из этих слов Христа? Не осталось ли в них что-то необъясненное? Не было ли в его словах признания того, что посвящение в сан священника или папы доступно и женщине? Если бы это было так, какое исключительное место было бы отведено ей в сердце самой Церкви!».[169] Итак, вопрос задан. Но на него, как нам кажется, уже ответили. Это сделал аббат Соньер — на свой лад, конечно, — и искать ответ следует в храме Ренн-ле-Шато.