кулаком в моих волосах и его телом на моем. Не с его грязными словами, все еще звучащими в моих ушах. Не с тем теплом, которое расцвело в моей груди при одном упоминании его имени.

Я бы впустила его в себя.

И теперь никогда не смогу выпустить.

Глава 38

«Любовь подобна вирусу. Это может произойти с каждым, в любое время».

— Майя Анджело

ЕЛЕНА

Сердцебиение вещь непостоянная. В один момент — пульс, а в следующий — остановка. Буря, а потом тишина, как спокойное море. Но я не знала, что это поддаётся изменению. Это светится, согревается и расширяется в груди. Болит и жаждет найти причину, чтобы подать звуковой сигнал.

Мое сердце билось от любви к романтике.

Оно начинало скакать, размножаться, наполняться довольством, густым, как мед, и теплым, как солнце. Оно делало все это, пока моя кожа холодела, а я смотрела в потолок и пыталась не обращать на это внимания.

Я не могла влюбиться в этого мужчину.

Я предпочла бы вообще никогда не влюбляться, чем испытывать ее безответную. Я видела это достаточно много раз, чтобы презирать такую возможность.

Я не могла любить мужчину, который относился ко мне как к товару, или еще хуже — как к хорошенькой птичке в клетке, а не как к жене. Если и было что-то, что я знала с уверенностью о членах мафии, так это то, что они не могли понять концепцию верности. Это сердцебиение завязалось в узел, удушающий, неудобный комок в задней части моего горла.

Я пахла, как он. Он был весь на мне, и я вежливо попросила его об этом. Кто-то должен спасти меня от самой себя, прежде чем я встану на колени и признаюсь ему в своей неизбежной любви. Можно было бы сделать это сразу после того, как он закончит трахаться с другой.

Горечь пронзила мою грудь, и я сдвинулась, чтобы встать и уйти, но железная хватка обернулась вокруг моего запястья.

Я медленно взглянула на мужчину, который лежал рядом со мной, как только что трахнутый король. Бьюсь об заклад, его сердцебиение было удовлетворено тем, что он наконец-то уложил свою легкую невесту. Но как только я посмотрела на него, негодование перешло в другую боль. Когда он успел стать таким красивым, что стало больно? Я изо всех сил старалась не тереть боль в груди.

Он не сказал ни слова, просто смотрел на меня ленивым взглядом, тяжело дыша. Прошло всего несколько мгновений с тех пор, как мы вновь занимались сексом. Но в моей голове, казалось, прошла целая вечность, пока секунды насмехались надо мной с неизбежностью, что он скоро будет держать другую, как держал меня.

Я испортила момент, которого так сильно хотела, что это было похоже на потребность. Но теперь я не могла удержаться от анализа всего — возможностей и результатов — и это не выглядело в мою пользу.

Когда зрительный контакт начал гореть, я попыталась вырвать свое запястье, но он не отпустил меня. На его лице не было и намека на эмоции, будто он мог держать меня здесь без особых усилий. Словно мог держать меня здесь вечно.

Мгновение спустя его хватка соскользнула с моего запястья, освобождая меня. Что-то опустилось в мою грудь, но я оттолкнула это, прежде чем смогла проанализировать. Я встала с кровати и, когда сделала шаг к двери, что-то впилось мне в ногу. Я остановилась и посмотрела вниз. Кольцо лежало там, забытое, как тот милый мужчина, подаривший его мне. Мой желудок скрутило.

Не раздумывая, я подняла его. Волна напряжения коснулась моей спины, вызывая покалывание, которое пробежало по позвоночнику. Молчание было враждебным, таким, которое не содержит слов, но говоря обо всем.

Нико ненавидел это кольцо, и я могла только утверждать, что он знал, что оно связано с мужчиной — или верил, что это так. Никто не знал о кольце, кроме Адрианы, и даже тогда, единственное, что я сказала ей об этом инциденте, было то, что он подарил его мне.

Мое обещание осталось с драгоценностью в пятьдесят центов или без нее, но… Я замешкалась.

Я никогда не была бы с другим мужчиной, кроме того, кто находится в этой комнате. Мы оба это знали, и это лишало меня любого преимущества, которое я могла бы иметь во внешнем мире. Если бы мужчина знал, что ты отдашь это ему и никому другому, и что даже не сможешь бросить его, что могло бы побудить его остаться верным?

Он одержал верх во всех аспектах этих отношений. Возможно, единственное, что могло спасти лицо, это то, что Нико не знал, что человек, подаривший мне это кольцо, ничего не значил. Я воображала, что вера в то, что твоя невеста влюблена в другого мужчину, разорвет пополам эго любого босса, особенно великана Нико.

Я могла бы рассказать ему все. Обнажить мою душу и быть честной. Быть открытым человеком и надеется, что добро победит.

Но, возможно, я всегда была такой манипулятивной, как и он.

Возможно, это единственный способ пережить это.

Я надела кольцо на палец и вышла из комнаты.

НИКО

Я никогда в жизни ничего не ненавидел.

Я негодовал на Занетти, которые убили моего отца и дядю в той перестрелке пять лет назад, и хотя я мог бы выстрелить им в чертовы головы, как они того заслуживали, я не ненавидел их.

Как и сожаление, здесь не было места для ненависти.

Ненависть изменила чей-то имидж. Это делало их безрассудными. Ненависть убила хозяина.

Я никогда не позволял себе ненавидеть, потому что любил жить.

Но сейчас могу сказать, что кое-что ненавижу. Две вещи. Это чертово кольцо и человека, который подарил его ей.

Ненависть чертовски жгла, как вдыхание булавы, удар кулаком в горло и одновременный удар ножом. Таково было мое сравнение, полученное методом проб и ошибок, когда я был членом мафии. Добавьте дозу яда, который съедает вас изнутри, и это ненависть.

Блядь.

Моя грудь сжалась, каждый вдох обжигал легкие.

Я встал и, прежде чем понял, что у меня в руке, швырнул лампу в стену. Фарфор разбился с таким грохотом, что разбудил бы весь чертов район. Я глубоко вздохнул и покачал головой. Она определенно слышала. Она всегда говорила, что я психопат — с таким же успехом я мог бы показать ей это.

Мой взгляд остановился на ее одежде, все еще лежащей на полу. Они были тут,