вероятно, пахнущие ею и дерьмо. Я поднял их и положил в верхний ящик комода рядом с ее белым верхом бикини. Если бы она хотела их вернуть, то могла бы, блядь, вежливо попросить меня.

Я отправил Луке сообщение и оделся. В костюм, в такой же черный, как и мое настроение. Мне необходимо было убраться из этого проклятого дома, пока я не совершил какую-нибудь глупость, например, не потребовал, чтобы она забыла всех мужчин, которых когда-либо встречала, кроме меня.

Вместо того чтобы взять одну сигарету с прикроватной тумбочки, я схватил всю пачку. Я собирался выкурить все до последней сигареты.

Ее дверь была закрыта, и свет выключен, когда я проходил мимо ее комнаты. Во мне вспыхнуло раздражение, что она даже не вышла посмотреть на повреждения. В последний раз я бросал что-то в стену, когда был достаточно молод, чтобы заработать за это удар под ребра. Возможно, ей стоит взять на себя ответственность за то, что свела меня с ума.

Я открыл дверь гаража и прислонился к рабочему столу, глубоко затягиваясь сигаретой. Я все еще чувствовал ее запах на своих руках, и каждый раз, поднося ко рту, в меня врывалось воспоминание о том, как я трахал ее.

Черт, она была лучшей женщиной, которую я когда-либо имел. От одной мысли об этом у меня по спине пробежал холодок. Я стиснул зубы и попытался стряхнуть с себя это странное чувство. Тем не менее, мое тело было живым, будто она все еще касалась меня — ее розовые маленькие ногти впивались в мои бицепсы, ее рука обвивала мой член, ее запах был повсюду. Такой чертовски сладкий. Я уперся руками в стол и опустил голову.

Я должен был принять другое предложение Сальваторе, когда мы узнали, что Адриана беременна — уголок его территории, который заполнил бы мои карманы, и то, что я хотел некоторое время — потому что Елена ебала мне мозг, заставляла меня разрушать мебель и курить больше, чем следовало. И у меня было плохое предчувствие, что если эта девушка произнесет слово «пожалуйста», я дам ей все, что она захочет.

Я трахал ее грубо, так чертовски грубо.

Мне двадцать девять, и до сегодняшнего дня я никогда не был настолько глуп, чтобы трахаться без презерватива. Теперь я был развалиной — во всяком случае, с моей маленькой невестой. Не думаю, что когда-либо переспал бы с женщиной, зная, что мои кузены тоже ее трахают, или даже лучше — Тони. У меня не было ни малейшего шанса, что они окажутся чистыми, поэтому я всегда надевал защиту. Моя челюсть сжалась, когда я задумался о сексуальной истории Елены. Я хотел знать, сколько было мужчин, их имена и все, что они делали с ней, чтобы я мог сделать это в два раза сильнее и заставить ее забыть об их существовании.

Я задавался вопросом, принимала ли она таблетки, и тревожно надеялся, что нет. Я хотел неразрывной связи с этой женщиной. Хотел написать свое имя на ее коже, сделать все возможное, чтобы она знала, что она моя. Например, запереть ее в моей комнате и кормить с рук. Я с безразличным видом докурил сигарету и задумался о том, как это будет выглядеть.

Фары Луки въехали на подъездную дорожку. Он заправил рубашку и поправил манжеты, выходя из машины.

— Сделаю дикое предположение. Это была маленькая розовая принцесса, которая разозлила тебя и испортила мне ночь.

Я покачал головой в ответ на его дурацкое прозвище и закурил новую сигарету.

— Удивительно, что ты вообще смог найти кого-то, кто трахнул бы твое уродливое лицо.

Улыбка тронула его губы, и он провел рукой по губам, будто там все еще что-то было.

— Тебе пришлось заплатить ей? — спросил я, прислушиваясь к городу на заднем плане.

Сирены, шум шин, телевизор соседа Джона, играющий бесконечную игру в мяч через открытое окно. Он был моим охранником, и я подумывал прибавить ему зарплату, чтобы он починил его чертов кондиционер. Если бы я хотел слушать MLB[37] весь день, я бы включил его.

Лука подошел к холодильнику и достал пиво.

— Возможно, было бы лучше, если бы я заплатил. — Он открыл банку и сел в шезлонг. — Она, блядь, все время говорила о тебе.

— Интересно.

Глубоко вдыхая, чтобы избавиться от запаха Елены, я ощутил запах конца лета. Как свежескошенная трава, моторное масло, умирающая жара и городской иногда горький запах.

Уголок его губ приподнялся.

— Изабелла.

— Ах. Если ты думаешь, что я знаю, как заставить ее замолчать, то тебе не повезло.

Он рассмеялся.

На самом деле я знал несколько способов, но не хотел говорить об Изабелле. Волнение все еще не покидало меня, и я вышел из гаража и прислонился к своему Мустангу на подъездной дорожке.

Короткая мысль об Изабелле напомнила мне, что она будет здесь утром. Она была всего лишь моим поваром и, честно говоря, дерьмовой горничной, хотя раньше была обычной девушкой на ночь. Ну, во всяком случае, по понедельникам и четвергам, когда она находилась здесь. Она была удобна, но потом трахнула Тони и пришла с нежелательной драмой. Я не прикасался к ней целый год и встречался с ней всего несколько раз.

Я обдумывал, что мне с ней делать. Даже мужчина в Коза Ностре не станет выставлять любовницу или бывшую любовницу напоказ перед своей невестой. И зная Изабеллу, она будет стараться изо всех сил, чтобы заставить Елену чувствовать себя неловко из-за нашего короткого прошлого. Будет ли Елена переживать? При мысли о том, что она не будет, у меня в груди вспыхнул жар.

— Твоя розовая принцесса встретиться с ней завтра, — сказал Лука, хотя это был скорее вопрос о том, как он должен справиться с этим.

Какое-то движение в окне наверху привлекло мое внимание.

Я глубоко затянулся и встретился взглядом с Еленой за окном. Мягкий свет лампы освещал ее отражение. Растрепанные черные волосы и нежные глаза. Мое сердце забилось в неловком ритме.

Я получил то, что хотел, то, что считал необходимым, чтобы покончить с этой одержимостью Еленой, чтобы перестать зацикливаться на ней и вернуться к своей жизни. Но сейчас, смотря на нее, в груди, прямо за грудиной, пульсировала боль. Будто ее взгляд нанес мне удар одним лишь взглядом.

Мои глаза сузились, когда я выдохнул дым.

— Пускай.

Глава 39

«Жизнь действительно проста, но мы настаиваем на том, чтобы сделать ее сложной».

— Конфуций