– Ты тоже, – кивнул он.

Пиппа была помолвлена все время их знакомства. Но его женитьба почему-то казалась более жестоким предательством. Она понимала, что это нелогично, но логике здесь не было места.

Еще одна причина, по которой ей все это не нравилось.

– Ненавижу себя за то, что заставил тебя плакать, – прошептал Кросс, сжимая ее руки.

Пиппа смотрела туда, где переплетались их руки, и любовалась веснушками на его коже. Мягким пушком рыжих волос, между первой и второй костяшками. Его большой палец потирал ее указательный, и Пиппа рассеянно наблюдала, как эти волоски двигаются и гнутся перед тем, как вернуться на прежнее место.

Она обратилась к этим волоскам:

– В детстве у меня был друг по имени Бивин.

Пиппа помедлила, не глядя на него. Кросс молчал, поэтому она продолжала, сама не зная, куда клонит:

– Он был добрым и нежным и так умел слушать! Я рассказывала ему тайны, которых больше никто не знал. Которых больше никто бы не понял.

Кросс крепче сжал ее руки, и Пиппа наконец встретила его взгляд.

– Но Бивин понимал. Он исследовал Нидем Мэнор вместе со мной, помог мне открыть мою любовь к науке. Он был со мной в тот день, когда я украла с кухни гуся и разрезала, чтобы изучить внутренности. Я винила в этом его, и он не возражал.

Глаза Кросса потемнели.

– Я понял, что мне не слишком нравится слушать про этого идеального компаньона, Пиппа. Где он сейчас?

Пиппа покачала головой:

– Ушел.

Он свел брови:

– Куда?

– Куда уходят воображаемые друзья? – улыбнулась Пиппа.

Кросс громко выдохнул и, подняв руку к ее виску, откинул с лица гриву светлых волос.

– Он был воображаемым.

– Я никогда не понимала, почему никто, кроме меня, его не видит. Пенни иногда притворялась, будто говорит с ним, но никогда в него не верила. Мать пыталась пристыдить меня. – Пиппа пожала плечами и просто сказала: – Но он был моим другом.

Кросс улыбнулся:

– Мне понравилось, как вы с воображаемым другом препарировали гуся.

– Там было столько перьев!

Улыбка превратилась в смех:

– Представляю!

– И далеко не столько крови, как можно было подумать. Хотя я перепугала горничную до полусмерти.

– Во имя науки.

– Во имя науки, – согласилась Пиппа.

Кросс подался вперед, и она поняла, что ее сейчас поцелуют. Но при этом знала, что не должна этого позволять. И поэтому откинула голову прежде, чем их губы встретились. Он немедленно отпустил ее и присел на корточки.

– Прости.

Она поднялась, пытаясь отодвинуться подальше. Тротула стояла возле нее как часовой. Пиппа теребила мягкие уши собаки, не в силах взглянуть на Кросса.

– Не знаю, почему я это рассказала.

Он встал. Но не подошел ближе.

Пиппа упорно смотрела в пол.

– Это глупо, но я не знаю, почему подумала о нем. Разве что…

Он долго ждал, прежде чем поторопить:

– Разве что…

– Я всегда была не такой, как все. И у меня было мало друзей. Но… Бивин не возражал. Он никогда не считал меня странной. И я никогда не встречала человека, который понимал бы меня. И уже не думала, что встречу.

Пиппа слегка пожала плечами:

– До тебя.

И теперь ты тоже уйдешь.

А это ранит куда сильнее, чем потеря воображаемого друга.

Она не уверена, что сможет это пережить.

– Не могу не думать, – начала Пиппа, но осеклась. Зная, что не должна этого говорить. Зная, что после этого все станет еще сложнее. – Не могу не думать, что если бы только я не…

Кросс тоже это знал.

– Не надо.

Но Пиппа уже не смогла остановиться:

– Если бы только я нашла тебя первым!

Слова были тихими и печальными. И она ненавидела их, хотя они привели его к ней. Кросс сжал ладонями ее лицо и запрокинул, чтобы поцеловать. И этот поцелуй лишил ее сил и воли и, наконец, способности думать.

Его длинные пальцы запутались в волосах Пиппы. Он встретил ее взгляд и прошептал ее имя, прежде чем снова приникнуть к губам. Лаская, целуя, покусывая. Воспламеняя.

Если бы она только знала, что найдет кого-то вроде него!

Ровню себе.

Союз любви.

Такие существовали. И вот доказательство – здесь, в ее спальне. В ее объятиях. В ее мыслях.

«Навсегда».

Пиппа изо всех сил зажмурилась, хотя по щекам уже лились слезы. Кросс снимал их губами, опять и опять, снова и снова шепча ее имя.

– Пиппа… не плачь, любимая… я этого не стою… я ничтожество…

Он был не прав, конечно. Он был всем.

Всем, что она не может иметь.

При этой мысли Пиппа отстранилась и прижала ладони к его груди. Наслаждаясь силой, теплом. Наслаждаясь прикосновениями.

Глядя в страдающие серые глаза, она выдохнула:

– Вся моя жизнь… Два и два – получается четыре.

Кросс кивнул, полностью сосредоточившись на ней. И она любила его еще больше за то, что он все понимает.

– Но сейчас… все пошло не так. Больше два и два не четыре. А ты.

Его глаза полыхнули жаром, и он снова потянулся к ней. Но Пиппа отступила.

– Теперь ты женишься на другой. И я не понимаю. – Огромная слеза поползла по щеке. – Не понимаю и ненавижу себя за это.

Кросс смахнул слезу и сказал, нежно, едва слышно:

– Теперь моя очередь рассказывать тебе сказку. Ту, которую я никогда никому не рассказывал.

Сердце билось где-то в горле. Пиппа уже знала, что сказанное им снова изменит все.

Но даже не представляла, что именно он скажет.

– Я убил своего брата.

Кросс впервые произнес это вслух, но почему-то исповедаться перед Пиппой оказалось легче, чем он ожидал.

Рассказать все Пиппе – означает ее спасти.

Она должна понять, почему они не могут быть вместе. Должна видеть, почему он совершенно, абсолютно ей не подходит. Даже если всеми фибрами души стремится сделать ее своей. Навсегда.

И единственный способ показать ей все – это обнажить худшее в нем.

Пиппа застыла, услышав его. Дышать становилось труднее. Но она ждала, пока он продолжит. Кросс почти рассмеялся, поняв, что до него не доходила простая истина: она не собирается сразу выгонять его из комнаты. Она захочет дальнейших объяснений.