По ее щеке скатилась слеза.

– Нет, – прошептала она, бросаясь к нему. Позволяя поймать ее и обхватить длинными руками. Позволяя поднять себя с пола и прижать к груди. – Нет, – повторила она, и от тоски в ее голосе у Кросса сжалось сердце.

– Так сказал мой отец. Он ненавидел меня.

Пиппа попыталась прервать его, но Кросс остановил ее.

– Нет. Он так сказал. А после аварии… не мог смотреть на меня. И мать тоже. Мы не знали, выживет ли Лавиния или умрет. Нога была сломана в трех местах, и она горела в лихорадке. Мать не разговаривала со мной неделю, а отец…

Кросс поколебался. Боль воспоминаний обжигала.

– Отец произнес те же семь слов. Повторял их снова и снова. «На его месте должен был оказаться ты».

– Джаспер, – прошептала Пиппа в темноте, и какая-то часть его души, давно погребенная, отозвалась на звук. – Твой отец скорбел. Он не это имел в виду. Он не мог…

Кросс проигнорировал ее слова. Боль этих слов.

– Они не могли смотреть на меня. Поэтому я ушел.

В ее глазах по-прежнему светилось понимание.

– Куда ты пошел?

– Единственное место, о котором мог подумать.

Кросс остановился. Зная, что эта часть истории сыграла самую большую роль. Взвесил свои слова.

Он не должен ничего скрывать от Пиппы. Она уже здесь.

– В заведение Найта. Я играл там много дней подряд. Без сна. Переходил от столов к постелям наверху, пытался забыться в игре и женщинах.

Он ненавидел свой рассказ. И того мальчишку.

– Я поклялся не оглядываться назад.

– Орфей, – заметила Пиппа.

Он грустно усмехнулся:

– Ты слишком умна, на свою же беду.

– Помогает то, что я с тобой, – улыбнулась Пиппа.

Кросс так любил эту женщину. Вернее, не стоило так любить эту женщину!

– Орфей наоборот. С земли в ад. Боль и грех, и все пороки на свете. Я недостоин дожить до того, чтобы рассказывать эту историю.

– Но ты жив и рассказываешь.

Кросс кивнул:

– Я жив, а Бейн – нет. Я жив, а Лавиния страдает.

– Но в этом нет твоей вины.

Пиппа снова очутилась в его объятиях и, уткнувшись ему в грудь, повторила:

– Ты не виноват.

Он очень хотел ей верить. Но это неправда.

– Я виноват.

Кросс прижал ее к себе и, уткнувшись в прекрасные шелковистые волосы, сказал:

– Я убил брата. И должен нести этот крест.

Она услышала… и замерла, глядя на него.

И потом его гениальная Пиппа поняла.

– Крест, который ты несешь… именно поэтому ты взял имя Кросс?[2]

– Чтобы помнить, до чего я дошел. Чтобы грехи прошлого всегда преследовали меня. Ненавижу это имя. – Он отпустил ее. – Ты не пробудешь рядом слишком долго, любимая.

Ее прекрасные голубые глаза подернулись дымкой печали. Словно это он ненавидел… ненавидел эту ночь и их отношения, и себя.

Кросс негромко выругался.

– Я не мог их спасти, – признался он и тут же поклялся: – Но, черт возьми, я могу спасти тебя.

Пиппа дернулась:

– Спасти меня?

– Найт знает, кто ты. Он погубит тебя, если я не остановлю его.

– Остановить его? Но как?

Кросс посмотрел ей в глаза, и она все поняла.

И не мог слышать, как она повторяет вопрос:

– Остановить его? Но как?

– Я женюсь на его дочери. Он сохранит твои тайны.

Пиппа оцепенела в его объятиях. Брови сошлись.

– Мне совершенно все равно, если Найт раскроет мои тайны хоть всему свету.

Ну конечно, ей все равно. Но будет не все равно, когда Найт пустит слухи об их отношениях по всему Лондону. Дойдет до Каслтона. Пиппе станет не все равно, когда помолвка окажется разорванной, а ее будущее и будущее сестры – разрушенным. Ей станет не все равно, когда родители не смогут нигде показываться.

– Тебе не должно быть безразлично. Перед тобой целая жизнь. Нужно подумать о родных. Выйти замуж за графа. Я не позволю, чтобы из-за меня ты погубила себя. Достаточно я натворил в жизни.

Пиппа выпрямилась во весь рост, невзирая на то что была полуодета и плохо видела. Конечно, это неважно. Она королева.

– Меня не нужно спасать. Я прекрасно обойдусь без этого. Для порочного человека ты слишком рвешься принять на себя бремя ответственности.

– Ты – моя ответственность.

Неужели она этого не видит?

– Ты стала моей ответственностью в тот момент, когда пришла ко мне.

«Она принадлежала мне с самого начала».

Пиппа прищурилась:

– Я не ищу опекуна.

Раздражение охватило его. Кросс сжал ее плечи.

– У тебя нет выбора. Я много лет расплачивался за свои грехи, пытаясь не навредить близким больше, чем уже навредил. И не позволю, чтобы ты была замешана во все это. Не позволю, чтобы тебя коснулось зло. Черт побери, Пиппа! Я должен сделать это, неужели не видишь?

Последние слова были вызваны отчаянием.

– Не вижу.

В ее голосе тоже звучала паника, судя по тому, как она вцепилась в его руки.

– А как же я? Как насчет моей ответственности? Думаешь, я не чувствую тяжести, оттого что ты женишься на женщине, которой не знаешь, из ложно понятого чувства чести?

– Тут нет ничего ложного. Это все, что я могу тебе дать.

Кросс снова прижал ее к себе. Если бы только он мог держать ее так всегда…

– Неужели не понимаешь, любимая? Моя цель – спасти тебя. Я так старался…

– Для чего?

Он не ответил.

– Джаспер? – позвала Пиппа.

Возможно, это его имя на ее губах заставило его сказать правду. А может… тихий вопрос… или просто ее присутствие.

Но он сказал:

– Для того чтобы расплатиться за грехи. Если бы не я… Бейн был бы жив, а Лавиния здорова.

– Лавиния выбрала свою жизнь. У нее есть муж и дети, – возразила Пиппа.

– Муж задолжал Найту. Дети должны расти в тени своего ничтожного отца. Брак Лавинии – результат опасений моего отца никогда не избавиться от искалеченной дочери.

– Тут нет твоего греха.

– Конечно, есть! – взорвался Кросс, отворачиваясь от нее. – Грех только на мне. Последние шесть лет я старался все исправить, но это мое прошлое. Мое наследие. Я забочусь о девушках «Ангела». По своей воле. Пытаюсь уберечь их от опасности. Если они захотят уйти, выбирают себе другую жизнь, я помогаю им. Помог десяткам девушек. Нашел работу, которую можно выполнять, стоя на ногах, а не лежа на спине. Загородные поместья, где они могут спокойно жить.