— Позвольте, Александр Николаевич, получается, что Вы начали работы по передаче власти ещё до получения моего согласия?

— Получается. Сам посуди, Пётр Николаевич, часы мои сочтены, а оставить империю в неустроенном состоянии я не имею права.

Раздался стук во входную дверь, и слуга доложил:

— Ваше императорское величество, прибыли великие князья Константин Николаевич и Михаил Николаевич.

— Просите!

Лица вошедших великих князей были подстать моменту: торжественные и задумчиво-мрачные. Вместе с ними в помещение вошли несколько генералов и секретарь с большим планшетом для записей.

— Братья — заговорил император — добровольно ли вы отрекаетесь от наследования русского императорского трона?

— Да! — твёрдо сказал Константин Николаевич — Отрекаюсь от притязаний на русский императорский трон за себя и всех своих потомков.

— Да! — слово в слово повторил формулу отречения Михаил Николаевич — Отрекаюсь от притязаний на русский императорский трон за себя и всех своих потомков.

— Свидетельствую ваши слова и подтверждаю их. — твёрдо и внятно проговорил Александр Николаевич — А теперь перенесите меня в большой зал, и я прилюдно объявлю свою волю.

К постели императора подошли шестеро рослых солдат и подняли его вместе с кроватью. Только тут я обратил внимание, что постель императора представляет собой самую обычную складную железную кровать, какие я видел в солдатских казармах.

Солдаты подняли кровать на уровень плеч и понесли, а слуги открывали перед ними двустворчатые двери. Я двинулся вслед за постелью с императором, вслед за мной плечом к плечу двинулись великие князья Константин Николаевич и Михаил Николаевич, а за ними зашагали все остальные.

В большом зале, украшенном к так и не случившемуся балу, собралось не менее трёхсот человек, отчего в нём стало тесно и душновато. Кровать установили на задрапированное ковром возвышение, так что голова императора оказалась выше ног.

— Откройте окна. — шепнул я ближайшему слуге — Государю-императору может стать дурно.

Слуги бросился исполнять приказание, засуетились, и через минуту верхние фрамуги окон были открыты.

— Всем известна причина, собравшая нас здесь. — заговорил император — Предательство и измена проникли в самое сердце русской монархии и нанесли свой удар. Во мне осталось совсем немного жизненных сил, и я желаю в вашем присутствии обнародовать манифест о провозглашении императором присутствующего здесь великого князя Петра Николаевича из рода Романовых. Сам я, в связи с неизбежной скорой кончиной, слагаю с себя все полномочия.

Спустя два дня я сопровождал тело покойного императора в столицу. Гроб поместили на лафет артиллерийского орудия, занял своё место конвой Похоронного полка, и я пошел вслед за печальной колесницей. Кажется, я что-то сломал в сценарии, но никто не посмел указать мне на неправильность действий. Сопровождающие лица, сколько могли, шли пешком вслед за гробом, а устав садились в коляски, и их место занимали отдохнувшие. Только я один всю дорогу от Петергофа до Петропавловской крепости прошел пешком. Ещё у дальних предместий к процессии стали присоединяться простые люди всех сословий, и по Петербургу уже двигалась колонна в сотню тысяч человек, но я их не видел. Оркестр играл приличествующие моменту траурные мелодии, попы читали положенные молитвы, что-то говорили люди, но я их не слышал. Мысленно я беседовал с человеком, столь неожиданно взвалившем на меня громадную тяжесть ответственности за Россию. Вот только не мог он дать мне достойных советов — как дальше управлять страной. Если бы он знал, как, то применил это знание на практике. Но он не знал, а значит, я сам должен руководить Россией, сам должен искать выход из тупика, куда страну загнал, в том числе, и мой предшественник.

Часть II

Камень для Сизифа

— Назовите мне хотя бы одну причину, по которой я не могу подвергнуть вас позорной смертной казни через повешение.

Мужчины, стоящие передо мной, молчат.

— И, тем не менее, я вас помилую, но по причине, которая вам даже в голову не пришла: я не могу начать царствование с отцеубийства и братоубийства. Остальных я помилую, то только чтобы в обществе не говорили, что я выгородил только кровную родню.

Облегчённый вздох.

— Вы все, согласно решению суда, лишаетесь всех прав состояния. Смертную казнь я вам заменяю пожизненной каторгой, и это единственное послабление. Ваши семьи также лишаются всех прав состояния и могут покинуть Россию. Всё ваше движимое и недвижимое имущество будет конфисковано и передано в казну, для дальнейшей жизни или начала дел я выплачу вашим семьям, из своих личных средств по тысяче рублей на человека. Конвой, уведите этих людей.

Двенадцать бывших Великих князей покинули двор Алексеевского равелина Петропавловской крепости и под конвоем направились на пароходик, который отвезёт их по Мариинской водной системе до Волги, по ней до Казани, а уж от Казани, по арестантскому тракту во Владивосток, дабы оттуда добраться до левого притока Колымы, реки Джегдян. Туда же отправлены тысяча сто тридцать бывших гвардейских офицеров и крупных чиновников, участвовавших в заговоре и цареубийстве. Стране нужно золото, много золота, так пусть эти никчемные люди, в компании воров, убийц и сутенёров, добудут его. Впрочем, у них есть шанс вернуться: за хорошее поведение и упорную работу им обещано послабление в режиме содержания, а лет через пятнадцать рассмотрение вопроса о снижении срока заключения. Старшие за это время наверняка перемрут, но у молодых есть пусть и призрачная, но надежда.

* * *