– Шурик! – заговорщически прошептал он на переменке приятелю. – Я тебе такое скажу! Только поклянись, что никому.

– Клянусь! – охотно согласился Шурик, – Никому! А что за тайна?

– Шурка в тебя втрескалась. По уши! Сама девчатам проговорилась, а я подслушал. Только ты, смотри, меня не выдай. Ты же обещал.

– Пашкова? – с сомнением уточнил Шурик.

– Она самая. Так и есть, не сомневайся.

– Что-то не похоже. Она на меня и не смотрит.

– Потому и не смотрит, что влюблена. Глаз на тебя не поднимает. Ты понаблюдай за ней – она же вообще в твою сторону взглянуть боится. А когда ты смотришь на нее, так она глазки опускает и вся краснеет. Пожалел бы девчонку – пригласил бы в парк или еще куда. Есть же у тебя совесть.

Нашептав Шурику с три короба, Гена незамедлительно нашел Шурочку и, взяв ее под локоток, увлек в укромный уголок под лестницу.

– Шура, у тебя совесть есть? Или хотя бы чувство жалости к страданиям товарища? – строго спросил он девочку.

– Есть, – испуганно ответила Шурочка, теребя свою роскошную косу – предмет зависти всех девочек школы. – А кого надо пожалеть?

– Как кого? Ты что, до сих пор ничего не знаешь?

– Нет. А в чем дело?

– Да уже весь класс знает, одна ты в неведении. Что Дьяченко в тебя влюблен. По уши! Ты заметь, как он на тебя смотрит. Нельзя же до такой степени ничего вокруг себя не видеть. Так и свое счастье упустишь, а потом локти кусать будешь.

– Гена, ты шутишь? Дьяченко? В меня? Да он на меня и не смотрит.

– Ты просто не замечаешь. Посмотри внимательнее. Хоть улыбнись бедняге. Нельзя же быть такой жестокосердной.

– Теперь наблюдай, – сказал Гена Лене, вернувшись в класс, – как любовь будет расцветать прямо у тебя на глазах. Как тюльпанчик!

Сразу после перемены, на уроке истории, они заметили, как Шурик и Шурочка стали перебрасываться заинтересованными взглядами. Чтобы не засмеяться, Гена вынужден был закрыть рот ладонью и не смотреть в их сторону. Лена не скрывала своего интереса к зарождению большого светлого чувства, но они ее интерес поняли по-своему. На их счастье, Гену вызвали к доске, иначе он точно прыснул бы и все испортил. Пока Гена отвечал, пока получал оценку, пока шел на место, большое и светлое чувство настолько окрепло, что ему уже ничто не могло помешать расцветать дальше. После уроков Дьяченко и Пашкова быстренько смылись и прямиком направились в парк, где их, прижавшихся друг к другу на скамеечке, и застукали одноклассники. Впрочем, эта внезапная любовь никого не удивила. Ну сколько можно быть белыми воронами? Вот и они стали такими же, как все. Гениными стараниями.

– Что ж, подруга, пора и тебе определяться, – обратился Гена к Лене, глядя невинно в сторону, – до каких пор будешь ходить нецелованной? Нехорошо отрываться от коллектива.

– С кем поведешься, от того и наберешься! – краснея, парировала Леночка.

– Ты меня, что ли, имеешь в виду? – удивился Гена. – Так я давно уже того… приобщился. И не только к поцелуям. Вон вокруг сколько желающих.

– Врешь ты все! Когда это ты успел? Если рядом с утра до вечера.

– По ночам. Выйду я на улицу, гляну за село. А там – только выбирай. Что, не веришь?

– Не верю. Все наврал, признавайся.

– Наврал, конечно, – покорно согласился Гена. – Но в каждой брехне есть доля истины. Так что ты готовься. Могу себя предложить в учителя.

– Гена, ну и шуточки у тебя! – рассердилась девочка. – Знаешь, что я эти разговоры не люблю. А целоваться буду, когда влюблюсь. И хватит!

– С тобой уже и пошутить нельзя. Чего кипятишься – ты ведь не чайник. – Гена примолк. Потом, грустно глядя в ее синие глаза, тихо попросил: – Лен, ты уж тогда меня поставь в известность об этом замечательном событии. Все-таки на правах бывшего брата я имею право знать.

– Обещаю, что ты об этом узнаешь первым. И не надо сидеть с убитым видом – лучше почисть картошку, а я за хлебом сбегаю.

– Нет, за хлебом сбегаю я, а то к тебе опять кто-нибудь прицепится. А потом картошку почищу. Ты занимайся своими делами. А к картошке что?

– Мясо тушеное есть, я вчера потушила. Чисть и на мамину долю – она скоро придет. Пообедаем вместе, а потом за уроки сядем. И довольно о глупостях.

Когда б это были глупости, печально думал Гена. А то серьезней некуда. Просто, нет терпения на нее смотреть – так поцеловать хочется. Но ведь поцелуями не обойдешься. Потом еще чего-нибудь захочется.

И не факт, что она разрешит себя поцеловать, она девушка строгая. Может и по физиономии заехать. А потом пускать к себе перестанет, – как тогда жить? Нет, лучше потерпеть. Наступит момент, наступит! Ничего, он еще подождет. Больше ждал – меньше осталось.

Гена нравился девочкам. Конечно, на лицо он был так себе, но зато какая фигура! Бицепсы, трицепсы, рост! Плюс блистательный юмор. И главное, не поймешь, смеется он или говорит серьезно. Плюс энциклопедические знания обо всем на свете. Конечно, за ним не бегали, как за Олениным. Но если бы Гена захотел… Многие были бы не прочь с ним встречаться.

Только никто на свете ему не был нужен. Кроме одной. И все об этом знали. Лишь она одна упорно делала вид, что между ними ничего нет, кроме дружбы. Хорошо, хоть других друзей мужского пола у нее не было. Их Гена и на пушечный выстрел не подпускал. Но однажды все же не уследил.

Веня Ходаков тоже был влюблен в Леночку, и тоже давным-давно. Только доступа к ней не имел. И все из-за этого Гнилицкого. Ходит за ней, как сторожевая собака! Ничего, он, Веня, найдет момент, чтобы с ней объясниться. А вдруг повезет? Вдруг она согласится с ним встречаться? У Вени даже дыхание перехватывало, когда он представлял себе такое счастье. Вот Гнилой обзавидуется!

И Веня нашел-таки момент. Просто взял и позвонил ей домой. К счастью, Гены в этот момент там не было. Узнав, что Веня уже два часа мучается над задачей, а ответ все не сходится, Лена милостиво разрешила ему зайти и очень удивилась, когда Веня явился с пустыми руками. Но он быстро расставил все точки над «i».

– Лена, я не могу без тебя жить! – заявил он с порога. – Давай дружить. А не то – я не знаю, что с собой сделаю.

– Сейчас Гену позову, – предупредила обманщика Лена и взяла трубку. – Он тебе быстро мозги вправит.

– Зови! Но я тебя предупреждаю: если ты не согласишься со мной встречаться, я выброшусь с балкона. Убьюсь – не убьюсь, но покалечусь точно. А ты будешь отвечать за доведение меня до самоубийства.

И не успела Лена глазом моргнуть, как он уже стоял на перилах балкона, держалась за стойку. Бабушки, вечно сидевшие на лавочке под жерделой, даже повставали от страха.

– Веня, сейчас же слезь! – закричала Лена. – У тебя голова может закружиться, и тогда ты точно свалишься! Что за идиотские шутки?