Совершенно обессиленный, я лег на кровать, вытащил телефон, набрал имя Бонни и отправил ей сообщение:

Я тебя люблю.

Простые слова, но для меня они были важнее целого мира.

Проснулся я от стука в дверь, сонно потер глаза и откинул одеяло.

Толстые шторы на окне были задернуты, но сквозь щель между ними в комнату просачивался солнечный свет. Слышалось пение птиц.

Открыв дверь, я застыл на пороге: в кресле-каталке сидела Бонни и смотрела на меня. Я сглотнул, потом сипло выдохнул:

– Фаррадей.

В конце коридора стоял мистер Фаррадей; прежде чем уйти, он обернулся и слегка улыбнулся при виде меня.

Тонкие пальцы скользнули в мою ладонь. Бонни смотрела на меня снизу вверх усталыми глазами, губы у нее дрожали.

– Бонни, – прошептал я и крепко сжал ее руку. В конце концов я отпустил ее и, взявшись за ручки кресла, вкатил его в комнату. Когда я закрывал дверь, Бонни тихо охнула.

У меня внутри все упало. Девушка прижала пальцы к губам и огромными глазами смотрела на изуродованную стену. Я попытался встать перед ней и так развернуть ее кресло, чтобы она не смотрела направо, да только не успел. По щекам Бонни потекли слезы, когда она увидела испачканный кровью пол.

Я сорвал со своей кровати одеяло и накрыл пятна, потом наклонился к Бонни и пальцем приподнял ее подбородок. Она наконец отвела взгляд от одеяла.

– Тебе не нужно это видеть.

Бонни кивнула, но потом подалась ко мне, прижалась лицом к моей шее, и ее прорвало. Она рыдала, выпуская накопившуюся в душе боль.

Я крепко ее обнимал, чувствуя, как закипают в душе эмоции, с которыми так трудно бороться. Девушка так долго плакала, что под конец начала задыхаться. Я сжал ее лицо в ладонях и заставил поднять голову.

Щеки ее были мокрыми, а кожа бледной от недостатка свежего воздуха.

– Дыши, малышка, – велел я ей. Паника грозила захлестнуть меня с головой, но я справился, когда Бонни стала глубоко дышать.

Через несколько минут она сумела взять себя в руки, и ее дыхание пришло в норму.

– Ты в порядке? – спросил я. Бонни кивнула и взглянула на меня пустым, бесконечно усталым взглядом. – Приляг.

Я подкатил ее кресло вплотную к кровати, чтобы не потревожить капельницу и кислородную маску, потом поднял девушку на руки. Ее тонкие руки бессильно обняли меня за шею. На мгновение я замер, вглядываясь в ее милое лицо, запоминая каждую черточку. Бонни слабо улыбнулась. Она просто убивала меня этой улыбкой.

Наклонившись, я ее поцеловал; мне не хотелось отрываться от ее губ, но пришлось – иначе Бонни не смогла бы дышать. Когда я отстранился, ее губы дрожали.

– Я тебя поймал, – сказал я, надеясь, что Бонни поймет скрытый в моих словах смысл.

Я уложил девушку на кровать и присел рядом на корточки. На ней были легинсы и свитер, а волосы переплетались в косе. Она была прекрасна.

Бонни смотрела на меня своими карими глазами, мне хотелось что-то сказать, но на ум ничего не шло. Сердце билось с бешеной скоростью. Затем она прошептала:

– Спасибо.

Девушка слабо потянулась ко мне и попыталась придвинуться ближе.

– Ты… его спас. – Я закрыл глаза. – Нет, – продолжала она, и в ее голосе прозвучала такая решимость, какой я уже давно от нее не слышал. Я открыл глаза. Бонни коснулась моей щеки. – Мне нравится смотреть в твои глаза.

– Бонни. – Я покачал головой. – Как там Истон?

Девушка помрачнела и отвела взгляд.

– Истон нестабилен. – Я затаил дыхание и замер, мой рот слегка приоткрылся. Бонни продолжала: – Он всегда находил жизнь очень… трудной, но в последнее время ему стало лучше.

– Нестабилен.

Я вспомнил о яркой картине, которую писал Истон, когда я только приехал, как он вопил в Амбаре, когда я там выступал. В последнее время он стал чертовски мрачен, много пил, вел себя как законченный псих… А потом – темнота. Сначала его окружали фиолетовый и зеленый цвета, а потом они резко сменились на черный и серый. Он рисовал мрачные картины, не мог подняться с постели.

– Он великолепный притворщик, делает вид, будто с ним все в порядке. – Я снова посмотрел на Бонни и вспомнил, как широко улыбался Истон, навещая больную сестру, и как мрачнел, стоило ему выйти из ее комнаты. Бонни опустила глаза. Я взял ее за руку, и наши пальцы переплелись. – Он уже пытался совершить самоубийство.

Я будто окаменел. Бонни держалась молодцом, демонстрируя завидную силу духа, хотя в ее глазах плескалась боль.

– Он всегда носит кожаные напульсники.

Тут я все понял.

– Он уже пытался перерезать себе вены?

Бонни кивнула.

– Он живет, как на качелях: то взлетает вверх, восторженный и счастливый, то падает в бездну черной меланхолии. Когда его накрывает депрессия, становится хуже всего. У него уже много лет были такие перепады настроения, но в последнее время ему стало намного лучше. – Она с трудом перевела дыхание. – Он признался, что какое-то время не принимал лекарства, сказал, они подавляют его стремление к творчеству. Но в последнее время он вернулся к ним, лекарства помогают ему контролировать себя.

Минут пять мы молчали – Бонни пыталась отдышаться. Все это время я крепко ее обнимал и старался сохранить в памяти этот момент. Что чувствовала Бонни, лежа в моих объятиях?

Я всем своим существом впитывал нашу близость.

– Сейчас ему лучше, – выговорила Бонни, тяжело дыша, и я расслабился. У нее дрожали губы, глаза блестели. – Ты послан мне свыше. – Она улыбнулась, широко растянув бледные губы. – Чтобы помочь мне пройти через все это. – У меня в глазах помутилось от этих слов. – А может, чтобы показать мне… каково это… – Я замер. – Любить… Пока еще не слишком поздно.

– Нет. – Я обнял ее крепче. Хотелось прижать ее к груди так крепко, чтобы сила моего сердца перешла к ней. – Донор найдется, Бонни. Иначе и быть не может.

Грустная улыбка Бонни расколола мое сердце напополам.

– Становится… труднее. – Она зажмурилась и несколько секунд хрипло дышала, ее грудь судорожно вздымалась. Наконец глаза вновь открылись, и Бонни проговорила: – Я держусь. Продолжу бороться… Но если придется, я смогу уйти… зная, каково это. – Она погладила меня по щеке, провела кончиками пальцев по губам. – Теперь я знаю, каково это – любить тебя, знать тебя… слышать твою душу в твоей музыке.

Я покачал головой, не желая все это слушать.

– Ни за что тебя не потеряю. – Я поцеловал девушку в лоб, вдохнул исходивший от нее аромат ванили и персика, ощутил на языке ее притягательную сладость. – Я не могу без тебя жить.

– Кромвель… – Я посмотрел ей в глаза. Бонни сглотнула. – Даже если я получу сердце… это может и не помочь.