– Их размещали в больших поместьях в Германии, когда мой дедушка был еще мальчиком. Именно он все это и построил, – она подняла трость и прислонила ее к его ноге. – Держись за нее.

– Она ведь Эмери? Я не хочу забирать у него трость.

– Ему она не нужна, – сказала она.

Затем, не имея возможности видеть, он почувствовал, как она отходит от него, услышал ее шаги на деревянной лестнице. Через минуту она вернулась, бросила что-то тяжелое на заднее сиденье квадроцикла, затем обошла его и устроилась на водительском сиденье. Он почувствовал ее закоптелый, землистый, но все же женственный запах, а затем почувствовал небольшой взрыв, когда двигатель ожил, квадроцикл завибрировал, а шум двигателя загудел, терзая уши Демарко.

– Спасибо, что делаете все это, – сказал он громко, почти крича.

Она на какое-то время замерла, а потом повернулась к нему.

– Благодари его, не меня, – ответила она. – Я бы тебя и в лесу закопала, если бы ему это как-то помогло.

Она потянула рычаг передач вниз, и, сначала накренившись, словно бык, квадроцикл рванулся вперед. Почти тут же он резко развернулся, отшвырнув Демарко на Кэт, а потом сделал еще один поворот, едва не сбросив его на землю. И наконец умчался прочь к едва заметному склону, окатив лицо Демарко потоком прохладного и самого свежего, самого насыщенного воздуха, который он когда-либо вдыхал.

После часа пыток или даже больше, пока он подпрыгивал и много раз чуть не падал, ему показалось, что квадроцикл снова взбирается на гору, и тогда он подумал, не обманули ли его, и, может, вот-вот загонят на скалу и столкнут вниз. Но потом квадроцикл затормозил и резко остановился. Двигатель затих, вибрация прекратилась.

Она выбралась наружу. И вскоре она уже стояла рядом с ним, положив руки ему на затылок и развязывая бандану. Она сняла ее с его глаз и сунула себе в карман брюк.

Он заморгал и прищурился, будто его глаза никогда не видели света, небо было огромным и до боли синим, вдали простиралась зелень полей, потом, где-то за четверть мили, деревья невероятного зеленого цвета высились к горам. Квадроцикл был припаркован на вершине невысокого холма, по колено заросшего кустарником. Затем он услышал громкий гудящий звук и сначала подумал, что это к нему вернулся тот самый рокот в голове. Но потом он понял, что это шум дороги вдалеке.

Он развернулся лицом в противоположную сторону. Под холмом располагался торговый центр длиной в половину футбольного поля, а сразу за его асфальтированной стоянкой начиналось двухполосное шоссе, по которому то и дело проезжали легковые автомобили и пикапы.

Она подняла что-то с заднего сиденья квадроцикла и бросила ему справа: его рюкзак.

– Узлы будешь развязывать, только когда я уеду, – сказала она ему.

Он прищурился, чтобы разглядеть ее в ярком солнечном свете.

Когда глаза привыкли, он увидел, что она была с головы до ног окружена ореолом крошечных золотых искр в тысяче солнечных лучиков; пылинки непрерывно плавали с каким-то гипнотическим движением.

– А теперь вставай и отваливай от моей машины, – сказала она.

К нему снова подкатила тошнота, когда он встал, и он почти что свалился на землю. Она никак ему не помогла.

– А зачем, по-твоему, я тебе трость дала?

Тогда он вспомнил о ней, схватил двумя руками и поставил на землю.

– В твоем рюкзаке осталось, – сказала она ему, – все, с чем ты пришел. Нам чужого не надо.

– Я знаю, – ответил он, теперь стоя искривленно. – Спасибо.

Все еще моргая и щурясь, он огляделся. Деревья и высокая трава. Узенькая тропа с примятой травой под ногами.

– Там внизу есть место, где можно осмотреть ногу, – кивнула она в сторону шоссе. – На твоем месте я бы шла помедленней.

Он знал, что хочет сказать ей еще что-то, но это чувство никак не складывалось в слова.

Она забралась в квадроцикл и села на сиденье, сжимая руль двумя руками.

– Заманивать тебя в эту медвежью клетку, – сказала она, – не надо было этого делать. Надеюсь, я не повредила тебе ногу еще сильнее.

– А что, если мы сможем отправить к нему вертолет… – начал Демарко, но она отрицательно покачала головой.

– Просто оставьте все его в покое. Это все, чего я прошу. Он уже и так через столько прошел.

Какое-то время она ждала его ответа, но он ничего не мог выдавить. Как сказать ей, что он чувствует, если сам не может этого объяснить? Физическая боль, которую он пережил; облегчение в этот момент. Желание сдаться и умереть; решение двигаться дальше. Вкус ее супа. Живой труп Эмери Саммервилла. Огромное солнце висело низко на западе, но все еще ярко светило и обжигало его кожу.

Он улыбнулся. Кивнул.

Спустя мгновение двигатель квадроцикла взревел. Снова лихо рванув с места, она запетляла по высокой траве и стала спускаться по склону холма обратно к линии всепоглощающих деревьев.

Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду, а потом еще дольше, пока не стих шум мотора и не остался только глухой гул шоссе. Затем он опустился на здоровое колено, а потом и на ягодицы. Отложил трость в сторону и поднес запястья ко рту, чтобы зубами развязать узлы.

Он немного отдохнул, улыбаясь и не веря в происходящее. Потом свернул шнур в маленький моток и сунул его в карман. Он подтянул свой рюкзак поближе и перекинул его через плечо. Затем потянулся за тростью и поднялся на ноги.

Морщась от каждого движения, он повернулся лицом в другую сторону, увидел внизу шоссе и торговый центр, низкие здания с плоскими крышами, прямоугольные кондиционеры и круглые вентиляторы на крышах, линию гор, уходящих на север, зелень, уплывающую в далекую синеву. Тут он почувствовал, как что-то нахлынуло на него и пронзило насквозь. Что-то мощное, теплое и яркое, большое, бурлящее, что-то такое, что заставляло его смеяться, вобрать в себя все это и навсегда наполниться этим. И тогда он подтолкнул себя вперед и захромал вниз с последнего выступа, один кособокий шаг за другим.

Демарко вышел из травмпункта с новым компрессионным бинтом, намотанным от основания пальцев ног до середины бедра, металлическим костылем, специально подобранным под его рост, рецептами на викодин от боли и амоксициллин от инфекций, набором рентгеновских снимков, показывающих его порванные связки и травму субталярного сустава, и списком инструкций, предназначенных ограничить его передвижение в течение следующих нескольких недель. Ему сделали проверку на сотрясение мозга, которую он почти прошел, и наложили двадцать швов, чтобы закрыть рану от внешней стороны его левой лодыжки до середины бедра. А также помазали одиннадцать мест от головы до лодыжки мазью для царапин и ссадин, приклеили четыре «бабочки» на более глубокие рваные раны, еще не покрытые коркой, и сделали выговор устами миниатюрной рыжеволосой медсестры вдвое моложе его за то, что он рискнул пойти в лес таким «до смешного неподготовленным».