– Дня два назад. А может, и три.

Два дня назад, уточнила я про себя, уже ни в чем не сомневаясь.

Овсяное печенье – его доставили в Нантерр на следующий день после первой мистической ночи, что я провела в «Отеле де Шарм».

– А в чем дело, Эль? Что тебя беспокоит, дорогая моя?

– Нет, мама, ничего особенного…

Всего лишь еще одна петля, затянутая им вокруг моей шеи. Еще одна невидимая нить, которой он связывал наши жизни без моего ведома и согласия. Случайного совпадения быть не могло: каждый раз после очередного приглашения в отель, где я должным образом исполняла предписание, он на следующий же день компенсировал мое усердие подарком, присланным Мод. Я выполняла команду, и он награждал меня кусочком сахара, как собачку, отправляя свои подношения по адресу, где мог уязвить всего больнее – в Нантерр, на улицу Риго, дом 29.

Пачка купюр по сто евро, доставшаяся мне накануне, жгла руки даже через сумочку. Это – не плата за мои услуги, это – гораздо хуже. Раз уж он имел средства, то запросто мог позволить себе купить не только мои прелести, но и жизнь целиком. Включая мое прошлое и больную раком мать. Что мы были в его глазах? Махонькое предприятие малого/среднего бизнеса, к тому же – на грани разорения, он мог легко его прикупить себе на забаву. Пусть его брат, король на бирже, ворочает деньгами, а Луи решил, что для него – именно я лучшее приобретение.

От этих мыслей у меня закружилась голова, и я прижала к уху мобильник, чтобы обрести равновесие.

– А, кстати, я должна тебе сказать что-то важное.

Уже пора. Я решила наконец поделиться с ней важной новостью. О семейной реликвии, которую сейчас подгоняют под размер моего пальчика. О приготовлениях поистине царской церемонии, которую Дэвид и Арман втайне от меня готовят к назначенному дню и от грандиозности которой у некоторых завистников дыхание замирает. Я расписывала ей в ярких красках предстоящее событие, исчерпав запас моих детских и девичьих грез, лишь бы она не догадалась, что сама-то я от этого не испытываю никакой радости. Я добавила к повествованию несколько сказочных историй про принцев и принцесс, без зазрения совести смешивая правду с вымыслом, чтобы нарисовать вполне правдоподобную картину: объяснение в любви и предложение руки и сердца ночью на лодке, подарки, которыми он и меня тоже засыпает, вплоть до того, что о дате предстоящего события, столь близкой и удачно выбранной, меня проинформировали только накануне вечером. Последняя и самая приятная новость.

Мод выслушала мой рассказ, не проронив ни слова, но я догадалась, что на том конце провода она заливается слезами.

– Мама, не плачь…

– Нет, нет, – пролепетала она, всхлипывая. – Ты права, это – глупо. Но я так счастлива… я так рада за тебя, доченька.

– Я понимаю… Но теперь тебе ясно, почему он засыпает тебя подарками?

Не спорю, это – неправильно: обманывать свою умирающую мать. Но имела ли я право испортить ей настроение, лишить ее радости? Могла ли я поведать маме другую историю, грустную и мрачную? Рассказать о том, как накануне вечером в прямом смысле пошла по рукам, не видя лиц своих соблазнителей? О том, что теперь я не знаю, чему верить, на что надеяться, кого любить… и кому отдать свое тело, в конце концов, чтобы достичь блаженства. Разве она смогла бы понять, а тем более принять ту опасную игру, которую затеял со мной Луи Барле? Как мы далеки от сказочных фей с их волшебными палочками! И еще дальше от счастливой судьбы, о которой мечтает любящая мать, рисуя в воображении будущее своей единственной дочери.

Счастливая судьба начинается так: я – невеста, наступает день свадьбы. Я, запершись в комнате для невест, плачу навзрыд. Мои свидетели напрасно пытаются меня урезонить, я упорно запрещаю им входить ко мне. Причина драмы – я не одета. Я абсолютно голая, так как свадебное платье испорчено. Кто-то разорвал его в клочья по причинам, мне неизвестным. Все пропало! Разве я могу появиться перед гостями в рваном платье? Один из друзей моего будущего супруга находит, тем не менее, слова, чтобы меня утешить. Ему я открываю дверь. Он обнимает меня за плечи и успокаивает. Потом хватает в объятия и кидает на пол. Я так безутешна в своем горе, что чувствую, что готова отдаться ему. Но он не торопится овладеть мной, он старательно мастурбирует, сидя на мне, и очень быстро, на его взгляд, даже слишком быстро, нескончаемый поток семенной жидкости извергается на мое тело. Из него выливается столько жидкости, что я вся покрываюсь ею с ног до головы. Она быстро высыхает прямо на коже и превращается в платье сероватого цвета. Я теперь одета в его сперму. Вот так он меня спас.

(Рукописные заметки от 10/06/2009, написано моей рукой.)

Со вчерашнего дня, с тех пор как Дэвид дал мне пощечину и наговорил много нехороших слов, мы больше не разговаривали. Обычный утренний отъезд в контору, хроническая недоступность по мобильному – все привело к тому, что взаимные обиды выросли между нами стеной.

– Здравствуйте, это офис Дэвида Барле. Как я могу вам помочь?

– Алло? Хлоя?

Она не узнала мой голос, видимо, по телефону он звучит не так уверенно.

– Да, я слушаю вас. Кто говорит?

– Хлоя, это – я, Эль.

– Эль…

Прилежная секретарша, видимо, срочно рылась в памяти, сбитая с толку моим двусмысленным уменьшительным именем.

– Анабель. Если хотите Эль Лоран.

– Ах! Эль! Простите меня. Просто я не ожидала услышать ваш голос по телефону. Что-то случилось?

Девять часов двадцать три минуты – сообщали ей часы на письменном столе, иначе говоря, я опоздала на работу уже почти на час, согласно рабочему расписанию, которое была обязана соблюдать.

– Да нет, просто я неважно себя чувствую.

– Что-то серьезное?

– Не думаю. Просто насморк, – я, не стесняясь, вешала ей лапшу на уши. – Не могли бы вы предупредить Дэвида и, главное, Альбану, что я не в силах сегодня прийти?

Второй день на работе – и уже у нее насморк! Если хоть один человек в этом заведении пока еще был настроен защитить мою задницу от пинка, ему следовало воспользоваться случаем, чтобы занести свое колено вместе со всеми остальными. Кто бы стал, развесив уши, слушать мои дурацкие отговорки? Не только мои новые коллеги не поверили бы мне, но и будущий супруг в первую очередь. Луи, возможно, счел бы мое отсутствие побегом, единственным способом, пришедшим мне в голову, чтобы уберечь себя от западни. Но мне было наплевать. Главное, что мне требовалось сейчас, – отстраниться, сделать передышку и разобраться в клубке запутанных отношений, которые складывались как-то нелепо и беспорядочно между мной и братьями Барле. Что бы они там ни говорили, их слова не могли пролить свет на происходящие и прошлые события. Я даже спрашивала себя: а если они сговорились, чтобы специально запутать меня, посеять в моей душе сомнения, неуверенность и страх?

Я осталась дома одна. Арман, поглощенный подготовкой к нашей свадьбе, что-то делал в саду, он мне не мешал. У меня было полно времени, чтобы обойти все комнаты и заглянуть во все закоулки большого дома, а раньше мне и в голову не приходило этим заняться. С тех пор как я сюда перебралась, большую часть времени я проводила в спальне, в примыкающей к ней ванной комнате, редко – в гостиной, еще реже заходила на кухню. Вот только теперь, благодаря тщательному осмотру своего нового жилища, я ощутила настоящий масштаб, простор и красоту этого здания, построенного по проекту архитектора Константина, того самого, который нарисовал план и обозначил контуры района, получившего название Новых Афин.