Мартлоу только улыбался все шире, думая, что Берна развеселило воспоминание об этом незатейливом эпизоде.

— Я, когда брюхо набью, плевать хотел, даже если черный снег пойдет, — продолжал развивать мысль Мартлоу. — Самое хуевое в наступлении, что ты вечно усталый и голодный. И чувствуешь себя выпотрошенным. Знаешь, так сосет под ложечкой, что просто охуеваешь. Как будто тебя наизнанку вывернули.

Зашли Шэм с капралом, и Мартлоу вопросительно глянул на них, а Берн принялся доставать из-под одеяла бутылки и банки консервов.

— А там, на дороге, стало оживленнее, — сообщил капрал. — И вы бы особенно порадовались их песням. А мы с Шэмом только что пропустили по бокальчику пивка.

Они взяли по банке сосисок в томате, обсудили, не лучше ли будет погреть их над очагом, но плюнули — лениво было, да и жрать хотелось — и решили съесть холодными. Берн откупорил шампанское, и в котелок уже полилась пузырящаяся пена, когда открылась дверь. Все, как по команде, обернулись и увидели, что зашел Плакса Смарт. Он глянул на них, смущенно проследовал в свой угол, куда едва проникал свет от штормового фонаря и тлеющих в очаге дров, и сел там с унылым видом.

— Тащи сюда свой котелок, Смарт. Выпей с нами, — позвал Берн.

Смарт протестующе вскинул руку.

— Да не, не надо. Спасибо. Я ж сюда зашел не на хвоста вам падать. Знал бы, что вы тут, я б и не заходил.

— Давай котелок, тебе говорю! — настаивал Берн. — Такая уж твоя доля, делить с нами долю. Че ты там уселся один? Ты че, лучше других?

— Какой я, на хуй, лучше других, — ответил Смарт. — Мне нечего кинуть в общий котел.

Берн взял свой котелок и, не дожидаясь, пока Смарт подойдет, плеснул в него щедрую порцию. Ему было немного неловко и стыдно сознавать свою власть одарить хоть чем-нибудь это одинокое нескладное создание. Как будто бы он посягает на чью-то независимость.

— Ты ж не откажешься разделить со мной порцию чая утром, — Берн сделал еще одну робкую попытку пошутить.

— Ну как скажешь, а я че? — угрюмо ответил Смарт.

Он вдруг смутился от своей нелюдимости. Он взял котелок, сделал хороший глоток и, прежде чем вернуть его, глубоко и с наслаждением вздохнул.

— Это, бля буду, лучшее пойло, что мы, бедняги, можем ебнуть! — оценил он с благодарностью, за которой не смог скрыть зависти. Он придвинулся поближе к ним, а заодно ближе к теплу и свету. Вино немного смягчило его всегдашнюю колючесть, и он вроде бы стал немного дружелюбнее, но все равно держался в стороне, почти не участвуя в разговоре. Он немного смущал их своим присутствием, но они старались не подавать виду и время от времени, как будто невзначай, передавали ему какую-нибудь еду. Они прикончили вино и выбросили бутылки, когда в помещение по двое-трое начали возвращаться люди из отделения связи, некоторые слегка навеселе. Берн роздал остатки миндального печенья — все, что осталось от их посиделок, и они приготовились к отбою.

Глава XV

Он может храбриться для вида сколько угодно, а все-таки я думаю, что, как ни холодна эта ночь, он предпочел бы сидеть теперь по горло в Темзе, — да и я с ним, что бы там со мной ни случилось, — только бы быть подальше отсюда.

У. Шекспир[138]

Пробыв три дня в Луванкуре, они вернулись в Бю и около четырех пополудни были уже расквартированы на старом месте. Они побросали ранцы, составили винтовки у стены сарая и уже собрались было отдохнуть, когда прибыла почта. Перед канцелярией роты тут же собралась толпа.

Почты было навалом. Шэм куда-то отлучился, и ко гда одно из первых писем оказалось для него, его забрал Берн. Для Мартлоу были письмо и посылка. Но самым удивительным в этой почте был рекорд Берна — четырнадцать писем и посылок. Почту в этот раз даже не сортировали предварительно, она грудой лежала на полу, и капрал-почтальон раздавал ее сам. Обычно кап рал-канцелярист забирал почту в конторе почтальона и приносил ее в канцелярию, и сержант-квартирмейстер выкликивал имя адресата и просто бросал ему конверт. Однако в этот раз, желая побыстрее отделаться от этой рутины, а заодно перекинуться парой фраз с квартирмейстером, капрал-почтальон сам принес почту в ротную канцелярию еще до того, как они прибыли из Луванкура. Младший офицер был чем-то занят, и почтарь сам занялся сортировкой, а квартирмейстер тем временем сидел за столом и занимался своими делами, проявляя слабый интерес к происходящему. Примечательным было и то, что множество приятелей Берна разом проявили столь живую заинтересованность в его обогащении. После пары посылок и трех писем, отданных ему, очередное повторение его фамилии сопровождалось такими стонами и оханьем, что даже капрал-почтальон, казалось, был возмущен количеством посланий, которое ему пришлось тащить на своем горбу для одного адресата. «Берн!» — раздраженно крикнул он и, точно бумерангом, запустил в того очередным письмом. Кипа помаленьку уменьшалась, но имя Берна нет-нет да повторялось, сопровождаемое хором насмешек и шутливых жалоб. «Че, сука, всю кучу решил захапать?» — крикнул кто-то.

Неожиданно возросший в связи с этой оказией авторитет казался Берну смешным, и он по-детски веселился и наслаждался происходящим. Наконец остались всего несколько писем и большая коробка из трехслойной фанеры с этикеткой на крышке. Одно из писем также досталось ему, и теперь оставалась лишь одна коробка. Капрал поднял ее обеими руками и прочел этикетку.

— Берн! Держи, сука, до кучи! — грозно заорал почтальон, и его полный горечи голос, казалось, сотряс весь дом.

В коробке оказался сливовый пирог. Вернувшись в расположение отделения связистов, Берн роздал содержимое посылок, оставив себе лишь сигареты, кекс и пирог со свининой, который прислала жена его приятеля-фермера. В посылках по большей части была еда, хотя попались и несколько шерстяных шарфов, невообразимых носков, которые в армии никто не стал бы надевать, а также парочка книг, которые едва ли кто-нибудь в армии стал