раздраженным тоном, будто именно они были причиной их задержки в лагере. Хотя, если уж говорить честно, следовало признать, что, несмотря на спешку и напряженность, организовано все было отлично, без задержек и путаницы.

— Может, лучше сперва с капралом переговорим? — спокойно возразил Шэм.

Он, как и Мартлоу, заметил язвительный тон Берна.

— На полчасика можете отлучиться, — безразлично ответил им капрал Хэмли. — Но позже вы можете понадобиться. Сегодня на передовую направляется команда подносчиков.

Новость была так себе, но они приняли ее спокойно. Просто зашли в кабачок, выпили по рюмке и вернулись. Конечно же, их назначили в команду, и они отправились в Курсель. Сначала ехали на передках орудий, а остаток пути проделали на своих двоих. Было холодно, луна едва проглядывала сквозь облачную завесу, в ее бледном свете клочья тумана походили на свернувшееся молоко.

Когда они стояли у складов в ожидании загрузки, послышался приближающийся звук чего-то огромного и тяжелого, и они, посмотрев вдоль дороги, в первый раз в жизни увидели танк. Он тыркался по сторонам, словно обнюхивая дорогу в клочьях тумана. Казалось, его задранный нос чувствует заданное направление и цель, и они затаили дыхание, немного удивляясь ощущению невероятной мощи, исходившей от него, хотя в целом танк не был таким уж грозным, как им показалось вначале. Открылась боковая дверь, мелькнула полоска света, и когда голос изнутри обратился с вопросом к стоявшему у дороги человеку, в его решительности сквозили усталые нотки.

— Если мне нельзя находиться в этой штуке, то уж лучше бы держаться подальше от нее, — решительно сказал Плакса.

Команда двинулась в путь, а танк в это время начал маневрировать для разворота. На обратном пути они все пытались разглядеть его в тумане, но танк уже исчез. Весь путь назад к месту дислокации они проделали пешком, устали как собаки за этот длинный день и, выпив чаю с ромом, улеглись спать.

Проснувшись рано поутру, Берн услышал грохот орудийной стрельбы. В барабанной дроби далеких залпов время от времени слышалось гулкое стаккато, в котором угадывался странный ритм. Он прислушался: обстрел, кажется, становился все интенсивнее. Голова была почти пустой, в ней лишь бродила смутная мысль, что немцы, должно быть, тратят уймищу снарядов. Он облизнул сухие губы не менее сухим языком. Воздух в помещении был сырым и затхлым. Берн поглядел на спящего рядом Мартлоу. Вместо подушки под головой у него был вещмешок, и детская мордашка с насупленными бровями и приоткрытым в глубоком, спокойном сне ртом вдруг показалась Берну удивительной в своей наивности. Сон был их единственной благодатью и счастьем. Берн подтянул колени к груди, положил на них подбородок и уселся, сцепив пальцы на лодыжках, ни о чем не думая. По другую сторону от него шевельнулся Шэм, закашлялся, прочистил горло, приподнялся на локте, прислушиваясь.

— Ты слышишь это? — спросил он.

— Да, — коротко ответил Берн, и Шэм снова вытянулся на спине, уставившись в стропила крыши. Берн несколько мгновений сидел неподвижно, затем набрал полную грудь воздуха, быстро выдохнул и снова замер.

— Зачем ты так делаешь? — спросил Шэм.

— Что делаю?

— Так дышишь. Знаешь, у меня была тетка, вот так же дышала и померла от сердечного приступа.

— Меньше всего мне грозит смерть от сердечного приступа, — коротко и сухо ответил Берн.

Он снова улегся и натянул одеяло до подбородка. Было еще рано, всего-то полшестого, и вскоре оба снова спали под ритмичное буханье пушек, похожее на удары басового барабана.

После завтрака Берн, проходя мимо палатки полкового штаб-сержанта, увидел на пороге его ординарца. Тот, видимо, только закончил с бритьем и теперь сидел на ящике у входа. Берн обратил внимание, что подошвы его башмаков подбиты.

— Не думал, что ты собираешься с нами в атаку, Бартон, — сказал Берн, удивлением придавая фразе тон вопроса.

— Полковой не хочет, чтоб я шел, — ответил Бартон, застенчиво улыбаясь. — Он пытался сделать, чтобы мне не идти, но не получилось.

Он улыбался и краснел, как бы извиняясь.

— Не знаю, зачем было так беспокоиться, — рассудительно продолжал Бартон. — Это вполне справедливо, что я иду вместе с остальными. А по мне, что идти, что нет. Иногда думаешь: может, лучше зашланговать? Но чем я лучше остальных? Пожалуй, лучше мне пойти.

Последние слова он произнес медленно и как бы с трудом. Усилие, которое ему понадобилось, чтобы выговорить их, и торопливость, с которой он завершил фразу, доказывали, что все это правда. Понимание высшей необходимости заставило его отбросить все другие, менее существенные соображения. Он думал о своей жене и ребенке, о том, что оставил их в сравнительной безопасности, и о той доле, которая выпадет им, случись с ним худшее. А еще о том, что война — жестокий и ревнивый бог, безжалостно уничтожающий своих соперников.

— Ты ведь из роты Б, нет? — спросил Берн в попытке увести разговор от этой неудобной темы.

— Да, — бодро отвечал Бартон. — Знаешь, там отличные ребята, в роте Б. И офицерский состав, и унтер-офицеры. Хорошие парни.

— Ну что ж, удачи тебе, Бартон, — пожелал Берн на прощание. А что еще было сказать?

— И тебе счастливо, Берн, — ответил тот тоном человека, не верившего ни в счастье, ни в удачу.

Весь день прошел в приготовлениях, было много неразберихи и бестолковой спешки. Но так могло бы показаться только неискушенному наблюдателю, на самом деле за этим поверхностным бардаком скрывался четко отработанный подход. Тем, кто не знаком с напускной небрежностью в действиях британских офицеров и солдат, включая даже самых опытных, могло бы показаться, что дело поставлено из рук вон плохо. А между тем процессы были организованы самым тщательным образом, все мелочи скрупулезно проверены, а ошибки и недочеты исправлены. Берн, Шэм и Мартлоу выходили на построения с ротой А, хотя их вещи и постельные принадлежности до сих пор оставались в помещении связистов. Они были рады оказаться в отделении капрала Джейкса под началом сержанта Тозера. Джейкс, на первый взгляд производивший впечатление туповатого и упрямого парня, на самом деле был хладнокровным и рассудительным бойцом, решительным, но расчетливым и