— Ну, это полная стабильность. Но при всей стабильности процесса ты был точкой тревоги, тем минусом, для нейтрализации которого система искала любой плюс. Так устроены владения Хозяина Места. Это сложнейшее уравнение, а ещё это трясина. Трясина выбрала для тебя некую девушку Икс. Трясина думала, что ты будешь играть по правилам — но трясина тебя не знает. А я — знаю. Поэтому девушка ушла ни с чем, стабильность не наладилась. Девушка пришла снова и, не увидев тебя, обратила внимание на Хозяина Места. Такова его участь — в нём каждый вычисляет то неизвестное, которое ему нужно. Трясина угодила в собственную ловушку. Она затянула в свои сети девушку, которой невозможно отказать. Но ты, повторюсь, не играешь по правилам. И ради этого готов пойти на невозможное. Чего нельзя сказать о нашем Хозяине Места — он попался. А потом их увидела Анна-Лиза.

Эрикссон замолчал, словно единственной целью миссии Дмитрия Олеговича было создание некой двусмысленной ситуации, в которой Анна-Лиза застаёт Джорджа.

— Я не знал, что она их видела.

— Ничего особенного она, впрочем, не увидела. И не стала делать никаких выводов. О, Анна-Лиза, единственный здравый человек в вашем сборище обормотов. Силы, которые можно было швырнуть в топку ревности или обиды, она истратила на то, что у неё всегда получалось отлично. Она выбралась из трясины, нашла носителя и подписала договор. Теперь она на свободе. А тебя ожидает уютная одноместная камера со всеми удобствами. И новые невыполнимые задания.

В камере и в самом деле было уютно. И совсем не жарко, хотя, может быть, так показалось после недели пребывания в плавящемся от жары городе. Учитель изъявил готовность выдать новые задания сразу, а ученик не возражал. Хотелось сделать что-то самому, доказать, что он не только камень, о который запнётся любая стабильность.

— Пока ты прохлаждался, появился ещё один клиент. Потом ознакомишься с его делом, но вводные таковы: наш герой посвятил всего себя работе, только и думал о ней, думал и в свободное время, и во сне. И вместо сна. И вот, на исходе третьей бессонной ночи, вывел теорию. Из которой следовало, что только те желания имеют право на существование, которые исполняются сами. Набрал учеников — сразу трёх потенциально неплохих работников, начал внушать им это — вместо того, чтобы учить шемоборскому ремеслу. И несколько лет протянул, вовлекая в свою ересь молодёжь. Теперь вот отправился на повышение и ждёт кары. Которую ты и придумаешь ему, со свойственным тебе человеколюбием.

— А ученики его что?

— С молодыми, по счастью, удалось разобраться миром: шемоборами они, конечно, не станут, но и вредное учение далее уже не понесут. Все, кроме одного. Его взяли в свою команду какие-то бестолковые мунги — пусть он их поучит… Но вообще наш клиент в чём-то прав. Мир устроен так, чтобы желания в нём исполнялись. И у носителей всё для этого есть. Но у них слишком много свободы выбора, чем дальше — тем больше. И они используют эту свободу на то, чтобы ничего не делать.

— И тогда приходят добрые мунги и делают всё за них.

— Все мы слишком добрые. Быть шемобором, быть мунгом — это работать для мира подпоркой. Он должен сам расти, цвести и так далее. А он почему-то на бок кренится. И тогда садовники подвязывают его к рейкам. А рейки — это мы.

— Я думал, что пришел бабло заколачивать, а я, оказывается, мир поддерживаю?

— Сейчас — ни то, ни другое, — ухмыльнулся Эрикссон. — Сейчас ты бесплатно ослишь… мнэ… ишачишь на меня, любимого.

— Вам не идёт эта ужасная манера Анны нашей Лизы коверкать русские идиомы.

— Знаешь, я сегодня добрый, а когда-нибудь могу случайно быть злой, — покладисто сообщил Эрикссон. — Я ведь умею говорить некоторые слова так, чтобы они сбывались наяву. И станешь ты у меня ишачить, как миленький, а я тебя буду кормить овсом и сеном.

— Хорошо, я понял. Нужно придумать наказание для этого… мыслителя.

Дмитрий Олегович повалился на койку прямо в верхней одежде.

Эрикссон посмотрел на него с тоской: может, пора отпускать парня? А то сам в каземат вернулся, сам в камеру заточился, не перечит старшим, послушный такой стал. Как бы совсем не потерял хватку.

* * *

Алиса всегда думала, что её стихия — это огонь. Что сама она — часть огня, пылающего глубоко-глубоко в недрах земли и вырвавшегося на поверхность. Но сейчас она чувствовала себя скорее наблюдателем, который глядит на пламя. Огонь по-прежнему был её стихией, но теперь она могла уже не подкармливать его собою каждую минуту. Додумать мысль ей не дали — Анна-Лиза седлала коней.

Алиса словно глядела на себя немного со стороны, как в зеркало. Та, другая Алиса, которая знала, что надо делать, расплатилась с Василием и оставила ему щедрые чаевые. Помогла Анне-Лизе перепаковать саквояж. Обняла Джорджио, едва прикоснувшись щекой к щеке (словно случайно дотронулась до стены холодной подземной пещеры). Села в джип, окраской напоминающий сон импрессиониста, перепутавшего снотворное с LCD. Попросила свернуть на Петроградскую сторону, чтобы заехать за вещами к Денису.

Брат был дома, читал у окна, не включая свет.

— Так, а почему это ты не на прогулке с разноцветной девочкой и её собачкой? — строго спросила Алиса.

— Должна же Дереза хоть изредка появляться дома? — ответил Денис, откладывая в сторону книгу. — Сейчас она поужинает с родителями, позвонит мне, и мы пойдём гулять.

Собирая туфли, сумочки и духи, разбросанные по всей квартире, Алиса вспомнила дедушку. Он был бы рад за неё, потому что всегда говорил, что лучше ухнуть с головой в неизвестность, чем обрести известность и потерять голову. И тут словно что-то щёлкнуло — та Алиса, которая уже несколько часов была наблюдателем и та, которая точно знала, что делает, снова стали одним целым.

— Тебе не кажется, что я спятила? — осторожно спросила она у брата.

Тот внимательно посмотрел на неё. Ненадолго задумался — вопрос не показался ему шуткой. И, наконец, вынес вердикт:

— Нет. Это раньше ты была немного ненормальная. А теперь всё прошло.

— Волшебно! Если бы я только раньше знала, какое это сумасшедшее удовольствие — быть нормальной!

Алиса обняла его. Но не как брата. Скорее, как единомышленника. Вернее, как инопланетянина, который почему-то понимает её лучше, чем соседи по родной планете.

Проводив сестру, Денис вернулся к своей книге, но не успел дочитать страницу, как в прихожей раздался звонок.

Денис поднялся на ноги, распахнул дверь, думая, что это Алиса вернулась за какими-то вещами, забытыми второпях — и тут же отпрыгнул в сторону.

В квартиру по-пластунски вползли сёстры Гусевы с длинными ножами в зубах. Принюхались. Прислушались. Обменялись тайными знаками.

— Фукфыфие! — невнятно прошептала Марина, потом выплюнула нож и повторила:

— В укрытие!

Вскочила на ноги и, обхватив Дениса за плечи, как спасённого заложника, толкнула его в темноту уборной.