– Но что, если…

– Тобой движет страх, а не вера.

Я покачал головой.

– Я руководствуюсь доводами рассудка. Я думаю о том, как эта чертова болезнь будет развиваться, как она будет влиять на мою жизнь.

На этот раз она отложила в сторону ложку и положила ладонь мне на руку.

– Ты думаешь, если болезнь будет развиваться и тебе станет хуже, Валери бросит тебя? Это страх. Даже если твоя болезнь будет развиваться и тебе станет хуже, Валери все равно останется с тобой. Это вера. «Что, если» – это слова, продиктованные страхом. «Даже если» – слова, продиктованные верой. Выбирай правильные слова, мой мальчик.

Бабушка встала.

– А теперь давай одевайся, скоро время ужина.

Я схватил ложку прежде, чем она успела ее взять. С бабушкой всегда нужно быть начеку.

– О, – сказала она и повернулась к выходу. – Ты давно не принимал душ. Тебе стоит это сделать, от тебя пахнет.

Своевременное замечание.

Я потащил свое бренное тело в душ, и в тот момент, когда струи горячей воды потекли по моему лицу, мне показалось, что туман в голове начал рассеиваться, мои мысли стали приходить в порядок.

Бабушка права. Как, впрочем, и всегда. Я должен связаться с Валери до конца этой недели. Все время, что я не спал, я думал только о ней. Вспоминал ее лицо, широкую открытую улыбку и заразительный смех. Каждый раз ее смех будоражил меня, как в первый раз. Я вспоминал свои ощущения от прикосновений к ее нежной коже, вспоминал ее шрамы и истории, которые она рассказывала о себе.

Я скучал по ней.

Всем сердцем я скучал по ней, пусть даже мое сердце разлетелось на миллион крошечных осколков.

Я должен что-нибудь предпринять, чтобы исправить ситуацию. Но я не был уверен в том, что у меня получится что-то изменить.

После того как я вышел из душа, я впервые за всю неделю нормально оделся. Я уже успел немного утомиться, но, к счастью, мне не пришлось далеко идти – обеденная комната располагалась совсем рядом.

Бабушка и Майор уже сидели за столом напротив большой кастрюли с ирландским рагу. Его было слишком много для нас троих.

– Ты решила накормить армию? – спросил я, садясь за стол.

– Никак не привыкну, что нас стало так мало, – с едва уловимой грустью сказала бабушка.

– Рад, что ты сегодня встал с кровати и пришел вовремя, – оживленно сказал Майор.

– Я тоже рад, что вышел из комнаты, – ответил я. – Несколько ударов ложкой этому поспособствовали.

– Ударов чем?

– Ложкой! – закричал я, взял со стола одну и показал ему.

Он посмотрел на бабушку.

– Ты снова принялась за старое?

– Он это заслужил, – ответила она. – Что скажешь, Подриг? У тебя появились свежие мысли? Что делать-то собираешься?

– Мысли касательно чего? – спросил Майор.

– Касательно Валери, – громко ответила бабушка.

– Валери? Она что, вернулась? – Майор огляделся по сторонам.

– Нет, Майор, – ответил я четко и громко. – Она не вернулась. Я должен найти способ вернуть ее сюда.

Он кивнул.

– А, понял. Только не понимаю, зачем ты ее тогда прогнал.

– Потому что он придурок, – проворчала бабушка себе под нос.

– Потому что я придурок, – повторил я ее слова. – И после того, что случилось с папой, а потом со мной, я был испуган… Я запаниковал.

– Подриг, бояться – это нормально, – сказал Майор. – Просто не позволяй страху управлять твоей жизнью, иначе жизнь у тебя будет не очень.

– Моя жизнь и сейчас кусок дерьма.

Он захихикал и посмотрел на меня.

– Нет, ты просто наделал ошибок. Жизнь прекрасна. Но иногда она становится ужасной. Из-за мелочей и каких-то банальностей жизнь превращается в рутину. Твоя задача отбросить в сторону лишнее, избавиться от ненужного хлама, чтобы жизнь твоя снова стала прекрасной. Никогда не забывай об этом.

Он мне подмигнул.

– Майор, – изумленно сказала бабушка, – да ты поэт. Ты меня поразил.

Он пожал плечами:

– Да, я сейчас вспомнил одно стихотворение, которое написала его мать и которое висит на стене, – сказал он мне, поглощая свое рагу.

– Она тоже была прекрасной, – сказала бабушка. – Она всегда старалась видеть только хорошее во всем, всегда старалась не зацикливаться на неудачах. Ты же ее сын, Подриг. Помни об этом.

От мысли, что, возможно, уже слишком поздно что-либо предпринимать, в груди у меня похолодело. Что, если я свяжусь с Валери, а она просто не захочет общаться со мной? Что, если я разбил ее сердце и уже ничего не исправить?

Нет, – сказал я себе. – Не так ты должен думать.

Не «что, если».

Даже если ты разбил ее сердце, ты должен сделать все возможное, чтобы она простила тебя.

* * *

На следующее утро я проснулся от стука в дверь. Накануне я специально завел будильник, чтобы не проспать завтрак, поэтому, услышав стук, я решил, что все-таки проспал.

– Встаю, – сказал я, пытаясь сесть. Ноги мои всю ночь горели, но, к счастью, спазмы прекратились.

Дверь открылась, и в комнату заглянула бабушка.

– Подриг?

– Я уже встаю, – ответил я, сбрасывая одеяло. – Не нужно снова меня бить.

– Погоди, не вставай, – тихо сказала она. Ее тон меня насторожил.

– Разве я не проспал завтрак? – спросил я, заметив, что в руках бабушка держит лист бумаги.

– Все в порядке. Я оставила тебе твою порцию, съешь, когда соберешься, – сказала она, подойдя ближе. – Тебе нужен отдых, и, честно признаюсь, мне немного неловко, оттого что я в тот раз отделала тебя ложкой.

От удивления я приподнял брови. Раньше бабушка никогда не испытывала неловкость в подобных ситуациях.

– А как же «проявления суровой любви»?

– Думаю, их уже было достаточно, – сказала она и протянула мне лист бумаги.

Я взял его.

– Что это?

– Это тебе. Я только что наводила порядок в комнате твоего отца и нашла это около кровати.

Я развернул лист и увидел текст, написанный черными чернилами кривым неразборчивым почерком.

– Это письмо написал твой отец.

Я не мог смотреть на буквы. Я взглянул на бабушку и спросил:

– Ты уже прочла?

Она кивнула.

– Да, я прочла.

После этих слов она развернулась и вышла из комнаты.