подарок: «Я попросил садовника высадить их у стен овального кабинета. Они навевают на меня приятные воспоминания».

Я знала, что у Билла в кабинете есть фотография Рикки Рея.

Пятнадцатилетний Рикки должен был присутствовать на инаугурации, но умер в декабре. Он и два его младших брата страдали гемофилией и в возрасте восьми лет заразились ВИЧ через переливание плазмы. Статья о мальчиках была опубликована в журнале Life, и их история меня очень тронула – она наглядно показывала, что дети страдают не из-за болезни, а из-за ужасных взрослых. В 1986 году их выгнали из школы в Аркадии, штат Флорида. В городе появилась организация «Граждане против СПИДа», но за многообещающим названием скрывалась единственная цель – сделать так, чтобы братья Рей не могли ходить в школу.

Дети целый год провели на домашнем обучении, пока их родители добивались издания судебного приказа, согласно которому школа была обязана принять мальчиков обратно.

Когда Рикки снова вернулся в школу, ему уже исполнилось десять. В первый же день на перемене его избили двое мальчишек. Дать им сдачи он не мог, потому что тогда бы нарушил судебный приказ. К концу недели дела пошли куда лучше, и братья Рей не собирались сдаваться. Потом кто-кто поджег их дом. Семья сбежала в другой город, но, как только дети пошли в новую школу, в ней появились сторонники организации «Граждане против СПИДа», которые устроили «информационное собрание», посвященное тому, какую опасность представляют эти мальчики.

И вот Рикки Рей умер. Он столкнулся с теми же проявлениями ненависти, что и мои ребята. Президент Клинтон каждый день смотрел на фотографию Рикки, и мне хотелось, чтобы хот-спрингские пионы напоминали ему и о моих подопечных.

Когда Мисти оставалось совсем недолго, мне позвонил Норман.

– Приезжай, тебе нужно с ней увидеться, – сказал он. – Мы должны кое-что уладить.

Грустная правда состояла в том, что хотя в гей-сообществе Норман был влиятельным человеком, способным творить чудеса, в мире больниц он был совершенно бессилен. У меня в голове не укладывалось, что этому столь авторитетному человеку может отказать врач или медсестра.

Приехав в Литл-Рок, я постучалась в палату к Мисти. За дверью послышались два мужских голоса, но их обладатели внутрь меня не пустили. Возможно, подумали, что пришла типичная прихожанка церкви, а лично они меня не знали. Я постучала снова.

– Меня прислал Норман.

Имя Норман сработало, как заклинание «Сим-сим, откройся»: дверь в палату открылась, но мне сказали, что пришла я зря.

– Он уже пять дней ни с кем не разговаривает.

Я подошла к кровати Мисти и увидела, что от водянки у нее ужасно раздулись руки и ноги.

– Рик, Рик, это я. – Я позвала Мисти по имени, данному при рождении. – Это я.

Парни стояли со мной, и на их лицах было написано: «Ну мы же говорили».

Тогда я сказала:

– Мисти, милая, это я. Рути.

Мисти открыла глаза и разрыдалась без слез, ведь вся жидкость скопилась у нее в руках и ногах.

Мисти издавала булькающие звуки, потому что жидкость наполняла и ее легкие. Я обвила одну из ее рук вокруг своей шеи, чтобы мы могли обнять друг друга.

– Теперь я с тобой, – произнесла я. – Сейчас мы со всем разберемся.

Я подошла к сестринскому посту.

– У вас там пациент задыхается. Вы можете откачать жидкость?

– Нет, – ответила медсестра. – Он умирает. Мы его трогать не собираемся.

– Вы же не хотите, чтобы ваш пациент захлебнулся, верно?

– Мы не станем откачивать жидкость. У него СПИД. Это пустая трата времени.

– Знаете что? – сказала я. – Почему бы вам тогда не вызвать Легочную фею, чтобы она принесла с собой набор для откачивания жидкости и оставила его где-то на видном месте. Тогда я все сделаю сама.

Мои слова донеслись до медсестры, стоявшей чуть поодаль. Она оставила набор для выведения жидкости из легких прямо у палаты Мисти.

Я сказала Мисти, что сейчас выкачаю жидкость из ее легких.

– Процедура не сама приятная, но зато тебе станет легче дышать.

Повязав полотенце вокруг шеи Мисти, я попросила парней выйти из палаты – видеть процесс выкачивания жидкости им было совершенно ни к чему.

В детстве я точно так же помогала отцу. С какими только испытаниями мне не пришлось столкнуться в юном возрасте!

Я ввела трубку в легкое Мисти. Запах у жидкости был такой, что меня начало тошнить. Да так сильно, что из глаз потекли слезы и я боялась открыть рот, чтобы меня не вырвало.

Мы устроили небольшую передышку, и я выбежала из палаты в коридор, чтобы подышать. Увидев меня, друзья Мисти расплакались.

– О боже! – сказал один из них. – Она умерла.

Я боялась, что, если начну говорить, меня вырвет, поэтому замахала руками, показывая, что они ошиблись. Наконец я почувствовала, что снова могу говорить.

– Нет, она не умерла. Меня тошнит из-за выкачанной жидкости.

– А, – невозмутимо протянул второй парень. – Понятно.

Я вернулась в палату, чтобы выкачать остатки жидкости, и в конце концов снова выбежала в коридор. А они снова устроили свой спектакль с воплями о том, что Мисти умерла. Я пристально посмотрела на них и снова покачала головой.

– О, – сказал невозмутимый парень. – Хорошо.

Теперь Мисти могла говорить, хоть из ее горла иногда и вырывалось бульканье. Она все равно хотела поговорить с матерью. Мы позвонили ей, и я оставила сообщение на автоответчике. Затем мы снова позвонили, и я снова оставила сообщение. Мы звонили и звонили. И я подумала: «Что ж, значит, так тому и быть. Она должна узнать всю правду».

На этот раз я поднесла телефонную трубку к голове Мисти, чтобы она сама могла оставить сообщение. Она умоляла маму приехать. И сказала, что скоро умрет.

Это была правда. Мисти умерла на следующий день. Я снова позвонила ее матери: мне столько раз пришлось набрать этот номер, что я запомнила его наизусть. Нужно было получить согласие на кремацию.

– Перезвоните мне, – попросила я. – Вам ничего не придется делать, просто подпишите документы.

Когда она наконец перезвонила, то сказала, что ей пришлось дождаться, пока ее муж, отчим Мисти, уйдет из дома. Они были дома, когда сын звонил, но муж не разрешал ей брать трубку. Они оба слушали мольбы Мисти, записанные на автоответчик.

– Очень жаль, – сказала я. Я сообщила, что мы хотим устроить небольшую церемонию погребения на кладбище Файлс.

– Я могу прийти? – спросила она.

– Ну конечно, – ответила я.

Всем вокруг было известно, что мать не пришла к Мисти в больницу, и я переживала о том, как к ней отнесутся друзья покойного. Она припарковала машину через улицу от кладбища Файлс и шла по дороге вместе с сестрой Мисти. Я подошла к ним, чтобы поздороваться, и увидела, что у них на шее болтаются распятия. Когда друзья Мисти увидели ее сестру, вся подозрительность по отношению к родственникам умершего сразу испарились: девушка выглядела точь-в-точь как Мисти в сценическом образе – отличить их друг от друга было невозможно. Все проявили к родным Мисти большую доброту и безграничное милосердие, ведь благодаря им нам казалось, что Мисти снова с нами.

Мисти похоронили под красивым надгробием, за которое заплатил Норман. Мисти родом из Литл-Рока, но Хот-Спрингс принял Мисти с распростертыми объятиями.

Глава тридцать вторая

В один прекрасный февральский день я привезла Энджела на кладбище Файлс. Дело было незадолго до Дня святого Валентина, а на улице было на удивление тепло – температура доходила до шестидесяти градусов[58]. В машине Энджел вел себя тихо и не пел мне, как обычно. Ему снова стало хуже, и на этот раз у него обнаружили спинальный менингит, который так бы и остался незамеченным, если бы я не настояла на спинномозговой пункции.

Болезнь отнимала у Энджела все силы, и я знала, что ему осталось недолго. Я нашла дом инвалидов, куда Энджел смог переехать, и мы оба с ним понимали, что