На работе еду мы варили по очереди. Кухня находилась в том же бараке-времянке, где мы жили. Не пили. Не на что и некогда. Волей-неволей соблюдали сухой закон. Да и подкалымить хотелось. Понимали – работа временная. Сегодня заработать можно, а завтра – Бог весть.

Люди же в бригаде, понятно, были разные. Были и такие мужики – только о пьянке и разговор. Сядем на перекур – и пошли вспоминать:

– На Новый год мы с Андрюхой-соседом восемь бутылок вызыбали… Вспомнишь – вздрогнешь. Красота!..

– А мы однажды канистру тормозухи уделали…

– На свадьбе было дело… Поспорили, кто из горла в один дых бутылку уделает, – я часы выиграл…

Тосковали…

Так тихо-мирно, можно сказать, по-ангельски прожили-проработали мы около четырех месяцев.

Приближалось окончание строительства, подходила пора разъезжаться по домам.

Сдружились, сработались мы крепко, с полуслова понимать друг друга научились. И с полуслова мы поняли того, кто предложил к саламату брагу поставить. Поняли и одобрили. Начальство нам водку вряд ли привезет. Нынче начальники и трезвых-то работяг боятся. А разъехаться по своим углам без прощальной рюмашки-чеплашки – тоже не по-людски будет.

Сахар, крупа разная, фляга трехведерная дюралевая у нас имелись. Сложили мы все это в кузов машины и отвезли при очередной поездке в село бабушке Моте, попросили ее нам брагу поставить.

Почему у себя во времянке сами не поставили, думаю, понятно. Попробуй-ка утерпи, выдержи нужный срок, раньше времени во флягу не загляни, не попробуй…

…В назначенный бабушкой Мотей день мы почти всей бригадой оседлали наш грузовик и помчались в село. Помылись в бане, вручили подарки, те же продукты, бабе Моте, поставили флягу с брагой на почетное место – у кабины, проверили, хорошо ли закрыта крышка, сели вокруг, опять же, в почетный сидячий караул и поехали к своему мосту.

Не успели отъехать от села три-четыре километра – ЧП. Илька Чипизубов в истерике забился:

– Мужики! Братцы! Не могу больше! Не могу! Сердце останавливается, душа горит – дайте пару глотков браги глотну. Не могу! Помру сейчас! Дайте!

– Потерпи, – отвечаем. – Ни хрена с тобой не сделается. Через двадцать минут дома, в бараке, будем – глотнешь. Все хотят – терпят, и ты потерпи.

Илька возле фляги сидел, как невесту ее обнимал. И не успели мы ойкнуть – вскочил он на колени, откинул крышку у фляги и голову в горловину сунул. Секунда на все ему потребовалась. Кинулись ребята к нему, за штаны, за рубашку схватили – тащат и ничего сделать не могут. До сих пор не понимаю, как это получилось – голова Илькина в горловину фляги протиснулась, а обратно – что мы только не делали, вытащить голову не смогли. Машину остановили, флягу и так и этак трясли, крутили, вертели, Ильку за ноги тянули – бесполезно. Только уже когда на место приехали и пилкой по металлу горловину фляги расширкали – Ильку вытащили. Мертвого, конечно, вытащили. Захлебнулся. Можно сказать, на наших глазах из-за нашей жадности утопился. И что бы нам ему этого бабы Моти пойла не плеснуть…

И что хотите-делайте, я с тех пор на брагу смотреть не могу, духа ее не терплю…

ИЗ ГАЗЕТ

«…Россия занимает: 1-е место в мире по потреблению спирта и спиртосодержащей продукции; 1-е место в Европе по числу умерших от пьянства и табакокурения; в России потребляется 17 литров спирта на душу населения в год. Это смертельная доза. В Москве открылся первый в истории человечества вытрезвитель для малышей-алкашей на базе алкодиспансера № 12; только в Карелии за год на почве пьянства с ума сходит больше людей, чем во всей России в 1915 году! В целом алкогольный психоз с 1991 года возрос в 5 раз.

Так пьющий народ через 20–25 лет превратится в ничто».

Дорогие россияне! Дорогие соотечественники!

Мы затолкали голову в смертоносную флягу. Удастся ли нам вытащить ее?..

…Рассказ Рогозина сидящие и лежащие вокруг полуразрушенного постамента вождю рабочих и крестьян, борцу со всеми пороками капитализма, в том числе и с пьянством и алкоголизмом, восприняли довольно равнодушно. Им приходилось видеть и слышать и не такое. Жоголевско-евсеевская брага была уже выпита, а бидон служил подушкой уснувшему гостеприимному Алехе Попову.

* * *

К своему дому Кирька подошел в темноте. Как и когда прошел день он не заметил и не запомнил.

Как и когда проходит день, неделя, месяц, год, жизнь, не замечают и не запоминают миллионы россиян, отдавших себя во власть смертоносному пороку, во власть хмельному безумию.

…Заходить в дом Кирька не стал. В доме Юлька. В доме крик, ругань, упреки, слезы.

Кирька привычно прошел к сараю, где хранил свои удочки, спиннинг, ящик с разными мелкими рыбацкими принадлежностями – крючками, блеснами, поплавками, мотками лесок и т. п. Там же, в сарае, словно верный конь в стойле всегда в боевой готовности терпеливо ожидал хозяина велосипед. Кроме того, как и все селяне, Кирька и Юлия в сарай складывали все то, что могло пригодиться и зачастую никогда не пригождалось в хозяйстве: мотки проволоки, пустые бутылки, пустые коробки из-под стиральных порошков, вдребезги разбитые сапоги и ботинки и т. д.

Аккуратно, без скрипа-стука, открыв дверь сарая, Кирька встал на четвереньки и пополз в темноту. Идти в полный рост было опасно – того и гляди напорешься на какой-нибудь гвоздь или крюк, наступишь на тяпку или грабли. Нащупав в углу груду мешков из-под картошки, Кирька ткнулся в них головой и провалился в липкую бездну хмельного сна.

* * *

Проснулся Кирька в темноте. Пахло мышами и гнилой картошкой. Страшно болела голова…

Так просыпаются тысячи россиян…

Долго лежал в мутной, тяжелой полудреме, приходя в себя.

Так приходят в себя тысячи россиян…

* * *

…Из темноты все четче и четче выступали серо-белые росчерки щелей на стенах сарая. Светало. Скоро должна встать Юлька. У нее навада вставать до солнца. Встает и сразу или по дому шарашится – стирку, уборку разведет, или в огород – к грядкам своим. Поднимешься – ни пожрать, ни попить. Приходится самому чайник ставить, хлеб нарезать. Вчерашнюю картошку, кашу разогревать.

Вон телик посмотришь – душа плачет. Там бабы мужикам и кофе в постель, и массаж такой – мужики от блаженства ногами сучат. Кофе в постель – ладно, не надо. Не приходилось – и хорошо. Непонятно, как это можно руки, харю не сполоснув, за жратву, питье приниматься. Мало ли за что руками ночью держался, мало ли какие места чесал…

И вообще Юлька не баба – бомба. Чуть чего – в рев, в слезы-вопли. Ну подумаешь, выпьешь при случае граммульку-другую, примешь на грудь чеплашку. Нет бы понять, приголубить – кошкой верещит и в глаза когтями целится.

Вот и сейчас начнет из кожи вылезать:

– Алкаш! Не мог даже свой день рождения юбилейный по-человечески провести. Проболтался где-то с утра до ночи. Да и ночь, еще узнать надо, где провел. Со всякими свиньями водку жрал. А тут гости приходили. Врать пришлось: туда да сюда по делам ушел. Оно правильно говорят: свинья свинью ищет, вместе в грязи веселее валяться…