Оператор Сава вел себя странно. Павла то и дело ловила на себе его задумчивый, прямо-таки нежный взгляд; Сава сидел за перегруженным объедками столом, игнорировал улыбки девушек и за весь вечер поднялся только один раз – чтобы пригласить Павлу на танец.

Собственно, она не собиралась танцевать вообще. Она сидела, словно в чаду, меланхолично пережевывала один и тот же кусок копченого мяса и воспринимала происходящее отстраненно, будто случайная посетительница; Сава на какую-то минуту вытащил ее в реальность.

– Потанцуй, – шепотом сказал Тритан за ее спиной.

Через минуту у нее закружилась голова.

– Знаешь, какое самое печальное в мире занятие? – спросил Сава, бережно препровождая ее на место. – Вечно сожалеть об утраченных возможностях… О том, что могло бы сбыться, да не сбылось…

Павла пропустила его слова мимо ушей.

Со стороны Тритана на свадьбу явились все-таки двое гостей. Оба ни с кем за весь вечер так и не познакомились, не выпили ни капли спиртного – сидели тихо и скромно, один в зале, другой на террасе, и задумчиво поглядывали по сторонам.

Господин Раман Кович явился, когда веселье перевалило свой пик и кое-кто из гостей стал уже подумывать об эвакуации. Павла совершенно не удивилась, увидев его в дверях. Как будто такой сложный спектакль, как Павлина свадьба, оказался бы обедненным и пресным без столь значимой в ее судьбе фигуры.

– Ага, – задумчиво сказал за ее спиной Тритан. – Я так и знал, что он не утерпит.

Стоя в дверях, Кович огляделся; его появление было тут же замечено, со всех сторон послышались приветствия, а Раздолбеж подскочил и восторженно чмокнул новоприбывшего коллегу в блестящую залысину на лбу. Все зааплодировали.

– Поздравляю, Павла, – сказал Кович, останавливаясь в двух метрах от сидящих за столом молодых. – Тритан, можно тебя на минутку?

Кович выглядел скверно – жертва бессоницы и стресса. Вряд ли он явился сюда для поздравлений; Павла ощутила внезапный приступ раздражения. Сколько можно? Как долго этот человек будет мучить ее своими подозрениями, запугивать, сбивать с толку?..

– Павла, ты не будешь скучать? – спросил Тритан, поднимаясь; оба молодых человека, молчаливых Тритановых гостя, быстро взглянули сначала на него, а потом на Павлу.

– Что-то случилось, Раман? – невинно поинтересовалась Павла, глядя в воспаленные глаза Ковича.

– Поздравляю, – повторил тот, глядя в сторону.

Таким тоном обычно не счастья желают, а обещают крупные неприятности.

В парке пахло хвоей. Сверху, на террасе, курили в десять сигарет, в темноту валились, как снег, сизые хлопья пепла.

– Чего ты от нее хочешь? – без предисловий спросил Раман, поставив ногу на сидение пустой скамейки.

– Я люблю ее и хочу быть ее мужем, – без колебаний ответил стоящий перед ним человек. Пролумрак скрадывал выражение его лица.

– Не ври мне, егерь, – Раман стиснул зубы, чтобы раньше времени не взорваться. – Ты чуть не довел ее до сумасшествия – в собственных целях. По твоему приказу над ней измывались, как над лабораторным животным – скажешь, нет?

– Да, – отозвался из темноты Тритан Тодин. – Не совсем так, как ты рассказываешь – но по смыслу верно. Продолжай.

Раман проглотил жгучую слюну. Наверное, плюнь он сейчас Тритану на лацкан – и жениховский наряд задымится, расползаясь дырой.

– Ты используешь ее, егерь. Я хочу знать, зачем она тебе нужна.

В глубине парка яростно звенели цикады.

– Ты многое хочешь знать, постановщик. Но решительно отказываешься сопоставить все то, что тебе и так известно. Павла – ценный приз, ты еще не понял? За Павлой стоят… Сказать для начала, сколько раз я уже спасал ее от верной смерти?

– Имитатор, – усмехнулся Раман. – Мастер инсценировок.

– Дурак, – с тон ему отозвался Тритан. – Триглавец не допустит, чтобы Павла оказалась в чужих руках. Ее не держат в изоляторе, но… Если она выпадет из поля зрения – хоть на полчаса – координатор лично отдаст приказ об ее уничтожении.

Раману показалось, что в парке резко похолодало. Он невольно взялся за ворот собственной куртки:

– Врешь.

– В Пещере… Ты давно понял, что в Пещере можно дотянуться до всякого. Я тоже кое-чем рисковал, ты что, не понял?! И обернись события чуть по-другому…

Он оборвал сам себя. Вымученно усмехнулся, присел на спинку скамьи:

– Ты сам меня спрашивал, можно ли убрать в Пещере человека… Технически – да. С точки зрения морали… Видишь ли…

– Приказ о ликвидации Павлы был отдан? – спросил Раман, кутаясь в куртку посреди душного вечера.

– Дважды, – отозвался Тодин после паузы. – В подробности посвящать… Короче говоря, я благодарен тебе за соучастие в Павлиной судьбе.

Раман закусил губу, сдерживая внутреннюю дрожь:

– Я не верю ни одному твоему слову, егерь.

– Тогда какого черта ты явился на мою свадьбу, чтобы со мной говорить?!

На террасе звонко смеялись пьяные голоса. Гремела музыка, сыпался сигаретный пепел.

– У меня нет времени, – сказал Тритан сухо. – У меня душа не на месте, пока Павла там одна.

– С ней твои бравые мальчики, – напомнил Раман язвительно. – Надо полагать, ты затащишь их и в супружескую постель?

Тритан пожал плечами. Поднялся и двинулся к лестнице, обратно, в зал.

Раман догнал его на полпути. Хотел схватить за рукав – но удержался.

– Подожди… Тот мужик, который вез Павлу, который ее, как ты говоришь, похитил… он сам умер в Пещере? Или ему помогли?!

Некоторое время Тодин смотрел на него задумчиво, будто решая, стоит отвечать или нет.

Потом решил, что не стоит. Повернулся и пошел прочь.

* * *

Утром он проснулся бодрый, отдохнувший и сильный, но задуматься о том, откуда взялась вдруг энергия, означало тут же снова впасть в депрессию. Он помнит одно – ночью он был в Пещере, и все сложилось… удачно. Надо сказать, в последние месяцы это происходит много чаще обычного… Но – хватит. Больше об этом – ни мысли. Главное – работа.

Накануне он попросил кое-кого из своих околотеатральных знакомых изыскать стоящих, с их точки зрения, юношей – на просмотр; кандидатов собралось полтора десятка, пятерых он отправил сразу же, а прочих, ничего не объясняя, повел в малую репетиционную и там взялся прослушивать – наспех, нервно, раздражаясь всякий раз, когда становилось ясно, что очередной соискатель никуда не годится.

Один только раз ему померещился просвет в конце тоннеля. Второкурсник из училища, коренастый и самоуверенный, получающий от своей работы нескрываемое удовольствие; Раман потирал ладони, не решаясь верить своей удаче, и совершенно, как оказалось, правильно – трех минут разговора оказалось достаточно, чтобы пустые глаза парнишки выдали его редкостную душевную ограниченность.