Пока едем в сторону родительского дома, начинается затяжной мерзкий дождь, который барабанит по стёклам и оставляет на нём крупные капли. Я отвечаю в сообщениях на важные вопросы о месте и точке сбора похоронной процессии. Судя по количеству интересующихся — людей соберётся достаточно много.

Сняв обувь и верхнюю одежду в прихожей, замечаю маму. Она стоит в дверном проеме, ведущем в гостиную. Маленькая такая, щуплая. Фигурой похожа на девочку-восьмиклассницу, но стоит только заглянуть в лицо, становится понятен точный возраст.

На неё смотреть больно. Тёмные круги под глазами, припухшие веки и полностью потухший взгляд. Что нужно сделать, чтобы вновь его зажечь? Большую половину своей жизни мать прожила с отцом, поэтому на данный момент я даже не представляю.

— Спасибо, что так оперативно прилетел, — произносит тихим шелестящим голосом.

— Рейс задержали.

— Я рада, что вы с Пашкой здесь. Одна я умом тронусь.

— Не тронешься. Мы рядом.

— Он… боже, утром всё было хорошо. Я приготовила завтрак, мы долго обсуждали новости. Приняли решение на этой неделе возвращаться в Германию. А потом отец сказал, что приляжет. Мол, не выспался, голова всю ночь болела. Он… он больше не проснулся, Ваня.

Я делаю шаг навстречу, крепче обнимаю мать. Каждый из нас чувствует себя невыносимо-виноватым за то, что случилось с отцом.

— Знаешь же какой он упрямый, — произношу спокойно и тихо.

— Был.

— Что?

— Был упрямым, Вань. Его больше нет.

Чёрт. Это нормально, что я всё ещё думаю о нём как о живом человеке? Даже когда еду на кладбище, общаюсь со священником и занимаюсь всеми этими холодящими кровь организационными моментами. В какой-то момент мне даже кажется, что для уточнения деталей нужно позвонить отцу и получить его одобрение. Я достаю телефон, набираю знакомый номер. На полном, блядь, серьезе. И только потом вспоминаю, что гроб из красного дуба для него и только. Ни на один вопрос отец больше не ответит.

В свою квартиру я возвращаюсь поздно ночью после того, как встречаю в аэропорту родную тётку и Маринку. Отвожу их к матери, затем со спокойной душой еду к себе.

Квартира холодная и сырая. С конца декабря здесь никто не жил. В холодильнике пустые полки, в ванной комнате стерильная чистота, а в гостиной всё на своих местах. Когда уезжал, то точно помню, что оставил после себя хаос и разруху. Убрать помогла Люба — помощница по дому, которая работает на нашу семью вот уже десятый год. Два раза в неделю она убирает в квартире родителей, два раза у меня и два у Паши. Воскресенье Люба проводит с семьей и внуками.

Не удосужившись принять душ, я заваливаюсь на кровать и набираю Сашку. Её голос тихий и сонный. Очевидно, что я разбудил Златовласку.

— Как ты, Вань?

За последние двадцать четыре часа — это самый распространённый вопрос. Как я? Если честно, то хуже не придумаешь. Но Саше я отвечаю, что нормально.

— Уверен, что не хочешь, чтобы я прилетела?

— Уверен.

Я перекатываюсь на спину, смотрю в потолок. Саша просилась со мной, но билет я изначально взял один, потому что знал, что у неё и своих проблем достаточно. Времени на уговоры не было, наши отношения по-прежнему оставались для всех секретом. Да и мне одному проще. Просто, потому что проще. Где-то можно проявить свою слабость, где-то ненадолго сломаться. При Сашке нужно было бы держаться.

— Спокойной ночи, Саш. Я наберу тебя завтра. Когда всё закончится.

— Спокойной ночи, Вань. Я буду ждать.

Я вешаю трубку и закрываю глаза. Уснуть так сразу не получается. Ворочаюсь до самого утра и только потом проваливаюсь в сон, резко из него выныривая в восьмом часу с колотящимся сердцем и участившимся дыханием.

День похорон проходит ожидаемо сложно. Людей оказывается куда больше, чем я думал. Количество доходит до тысячи, присутствует и пресса, и политики. Когда мать пытаются сфотографировать, я резко срываюсь с места и силой выталкиваю журналиста за территорию кладбища.

После процессии каждый считает своим долгой подойти ко мне, Пашке и матери и выразить соболезнования. Мне становится не до вежливости, когда мать, придерживая меня под руку, пошатывается от усталости. Она тоже почти не спала и не ела. А ещё находится под сильнейшими успокоительными. Поэтому мы с братом принимаем решение увезти её домой немедленно.

На поминальный обед в доме собираются самые близкие. Человек пятьдесят. Я пью алкоголь в неограниченных количествах. На душе тошно, сердце будто сунули в тиски. Ни вдохнуть, ни выдохнуть нормально не могу.

Чуть позже часть гостей расходится. Мать вместе с сестрой поднимается наверх. Ей ставят укол со снотворным. Внизу остаюсь я, Пашка, Марина, Гена и Мира. Мы с детства дружили, постоянно находилсь в одной компании, пока оттягивались наши родители.

Правда, разговаривать мне ни с кем не хочется. Я тупо пялюсь в одну точку, много курю и пью виски. В голове туман, лишь картинки из детства удается уловить. А детство у меня было счастливым, клянусь. Столько клёвых моментов, улыбок и смеха. Родители никогда от нас с братом не отмахивались. Помогали, выслушивали, но при этом не давили, а предоставляли возможность сделать собственный выбор. Я буду воспитывать своих детей точно так же.

Звонок в домофон отрывает меня от размышлений. Я бросаю взгляд на толпу, Мира спохватывается.

— Это Алина! Она сумела прилететь.

Пошатывающейся походкой иду в прихожую. Открываю дверь, коротко смотрю на свою бывшую. Одета с иголочки даже в такой мрачный день. Платье, аксессуары, макияж. Я киваю ей, чтобы проходила и направляюсь в гостиную.

— Вань!

Обернувшись, вопросительно смотрю на Алину. Она всхлипывает и бросается мне на шею.

Глава 69

* * *

С появлением Алины в гостиной становится громче. Не то, чтобы меня раздражал шум, просто он определенно отвлекает от размышлений, в которых я предпочитаю плавать. В одиночку, пусть и сижу в компании.

Мира поближе подсаживается к Алине. Обнимает её, целует в щёку. Гена участливо откупоривает бутылку вина и наполняет бокал темно-красной жидкостью.

Алина берёт слово как новоприбывшая. Тихо плачет, слёзы катятся по её лицу. Она рассказывает присутствующим о том, каким прекрасным мужчиной был мой отец. Людей сильнее и благороднее она ещё не встречала. Моя бывшая не лукавит — правда так считает, потому что примерно пять лет назад у её семьи были серьезные финансовые проблемы. Если бы мой отец не вмешался по старой дружбе — не было бы ничего. Ни денег, ни украшений, ни лайтовой жизни в Штатах.