Гарри молча раздумывал, что ему теперь делать. За десять месяцев его отсутствия его земля и земля Слэймейкеров, конечно, пришли в запустение. По счастью, он успел убрать урожай, но непаханые поля заросли сорняками.

Больше всего он сокрушался о животных и проклинал успокоительные, так ослабившие его память. Оставил ли он лошадей в конюшне? Если да, их могли украсть и продать. Куры, свинья и корова не пережили зиму, и он знал, что ему предстоит неприятная обязанность убирать их останки. Но, может быть, когда прошла самая страшная вспышка эпидемии, их забрала какая-нибудь хлопотунья из церковного прихода, может быть, даже родители кого-то из друзей Грейс.

В одном из особенно душевных разговоров за обедом Бруно рассказала ему всё, что ей было известно о последствиях инфлюэнцы, опустошившей те фермы, каким удалось уйти от войны. Хуже всего было то, что эпидемия забрала не стариков, как обычно (за что миссис Уэллс называла её могильщиком на службе у весны), а самый цвет юности, тех, перед кем стояла задача возродить население.

Прибыв наконец на станцию Винтера, Гарри готов был вот-вот упасть в голодный обморок, потому что денег, оставленных Гидеоном, с трудом хватило на билет и чашку чая. Он подумал, что нужно решать проблемы по мере поступления: сейчас ему необходимы деньги, провизия и лошадь. Он приедет на ферму, оценит урон и только тогда начнёт строить планы. Во всяком случае, его деньги в банке лежат нетронутыми, сумма, пожалуй, даже немного подросла. Гарри с ужасом ждал необходимости иметь с ней дело. Деньги так ко всему равнодушны. Война и эпидемия стали причинами многочисленных завещаний, сухих благословений обезумевшим и оцепеневшим от горя, жестоких, как любовные письма, дошедшие позже похоронок.

Винтер был не таким уж населённым пунктом, чтобы можно было назвать его оживлённым, но всё равно в это весеннее утро было так страшно выйти из вагона и увидеть мужчин и женщин, идущих по главной улице. Он боялся наткнуться на кого-нибудь знакомого, боялся неизбежного удивления и благонамеренного любопытства, боялся расспросов. «Я болел». Он прокручивал в голове всевозможные варианты ответа, но в конце концов решил, что этот – самый лучший, потому что ближе всего к правде.

Собравшись с духом, он пошёл получать свой первый за все эти месяцы заработок. Бухгалтер был известен своей разговорчивостью, но теперь на его месте сидел другой, намного моложе. Он поприветствовал Гарри по имени, хотя Гарри совсем его не помнил, и свёл экзекуцию к простому вопросу, как дела, на что Гарри довольно напряжённо ответил:

– Я долго болел, но сейчас мне уже лучше. А ваши?

Инфлюэнца поделила население города на две части, вычеркнув поколение двадцати- и тридцатилетних. Магазин лишился ещё довольно молодого хозяина и его всегда воинственно настроенной жены. Теперь их сын и дочь, едва окончившие школу, с серьёзным видом суетились вокруг посетителей под присмотром бабушки и дедушки, приехавшими с востока, чтобы надзирать за молодёжью.

Что совсем не изменилось, так это болтовня небольшой кучки людей, толпившихся у прилавка на почте в ожидании новостей. Здесь царило необычайное оживление. Большинство предпочитало закупать провизию по утрам, поэтому Гарри, всегда смущаясь, отправлялся за ней в середине дня. Пока он складывал свои незначительные покупки с краю прилавка, поминутно прося бабушку подать ему с полки хлеб, сыр, яйца, банки со свиными консервами, чаем и кофе, внизу поднялось необычайное волнение. Кто-то остановил под окном легковой автомобиль. Все метнулись посмотреть, что происходит, кроме бабушки и Гарри.

– Суматоха, – сказала она ему. – Всё этот богатенький страховой агент. Ладно уж мистер Слэймейкер, он хоть трактор покупает – как-никак польза, – и стала подсчитывать в уме, сколько ей должен Гарри.

У него всегда плохо получалось понимать, о чём говорят малознакомые люди в общественных местах, и несколько секунд её слова не укладывались в голове. Что-то о тракторе…

– Вы сказали, мистер Слэймейкер?

– Вроде так, если только я правильно запомнила фамилию. До сих пор путаюсь, кто тут кто. Да вот же этот джентльмен, – и она указала карандашом через плечо Гарри.

Пол стоял среди зевак, разглядывавших машину. У Гарри перехватило дыхание, и пришлось прислониться спиной к полке с консервированными фруктами. Это был он, Пол, немного похудевший; седина чуть коснулась бороды и баков. Он опирался на трость.

Почувствовав пристальный взгляд, Пол обернулся.

– Гарри… – прошептал он. – Это… это ведь ты?

Окружённые со всех сторон людьми, они, конечно, могли только пожать друг другу руки, но Гарри не выпускал ладонь Пола так долго, как только было возможно. Пол был не в силах перестать улыбаться, и Гарри понимал, что и сам со стороны кажется полоумным.

– Я думал, тебя нет в живых, – сказал он.

– Эй, это мои слова! – ответил Пол. – Где ты…

– В санатории. Недалеко от Джаспера. Я болел.

– Но ты вернулся!

– Да, только что. Поэтому вид у меня немного… – он окинул взглядом своё не по сезону тёплое пальто и плохо сидевший костюм.

– Ты всегда был тот ещё франт, – поддразнил Пол.

– Почему ты ходишь с тростью?

– Не хожу, а ковыляю. Я… я ступни лишился.

– О господи!

– Мне ещё повезло. Среди фрицев есть хорошие хирурги. Ну, попадаются иногда.

– Ты был в плену?

Пол кивнул.

– А почему не писал?

– Я писал. В лице Красного Креста.

Гарри стоял в дверном проёме, чувствуя всем телом холодный бриз. Забыв о своём нелепом облике и дурно пахнущей одежде, он смотрел, как Пол отправляет письмо, покупает то и это. Совершая эти такие простые, такие привычные действия, он казался Гарри выходцем с того света. А когда он повернулся и пробормотал: отвезти тебя домой? – Гарри ответил как можно сдержаннее, потому что прямо за ними стояла женщина с ребёнком:

– Да, если нетрудно.

Знакомая повозка стояла возле магазина. Повозка Пола с ярко-красной полосой, какую нарисовала Петра, когда чинила скамейку. Лошадь была новой, но всё равно Гарри не мог поверить, что прошёл мимо этой повозки и не заметил. Сложив туда покупки, Пол ловко забрался на сиденье, опираясь на здоровую ногу.

– Ты как бродяжка с этой бородой, – жизнерадостно сказал он Гарри. – Люди скажут – наконец-то английский джентльмен стал похож на человека!

Теперь можно было говорить о чём угодно, но оба – каждый по своим причинам – избегали слов. Молча выехали из города, молча покатили по знакомой дороге к домам. Весенние листья и пышная трава обрели для них новую яркость. Гнедая шкура и подпрыгивающая белая грива новой лошади Пола сияли, словно старательный конюх только что привёл их в безупречный вид. Внезапно Пол остановился, спрыгнул, оставив трость в повозке, и нарвал целую охапку «черноглазой Сюзанны»[37], первой, что увидел Гарри в этом году. Вновь забравшись в повозку, вручил букет Гарри, и тот вспомнил, что эти яркие жёлтые цветы особенно любила Петра.