По распоряжению Тимура Кабулом и Кандагаром в то время управлял его внук Пир-Мухаммед, и, воспользовавшись смутой в Индостане, монгольский хан послал ему приказ отправиться через Инд в Пенджаб и осадить город Мултан, в то время как он сам, оставив другого внука Умар-Шейка править вместо себя, выступил из Самарканда с девяноста двумя эскадронами, каждый по тысяче всадников. Перейдя через Окс по мосту, которую его армия за два дня соорудила из тростника, Тимур подошел к подножию этого обширного отрога Гималайских гор, известного как Гиндукуш, и уничтожил несколько племен горных разбойников, живших в его долинах и ущельях, и среди них были сияхпуши, которые внушали тем больший ужас жителям окружающих районов, что всегда одевались в черное; чтобы переправить свою армию, целиком состоявшую из кавалерии, через скалы, он велел поднять ее при помощи веревок и лебедок, а самого его перенесли через пять пропастей в паланкине, причем каждый переход потребовал веревок длиной 250 локтей. Однако его изобретательность не смогла восторжествовать над строгой атмосферой столь грандиозных вершин, и много народу и коней погибло от холода, задохнулось или затерялось в снегу. Затем он расположился на кабульских равнинах, где некоторое время улаживал дела этой недавно завоеванной провинции и распорядился о строительстве акведука длиной 5 миль в районе, который раньше испытывал большой недостаток воды. Также он принимал послов из разных уголков Азии, а его помощник, эмир Нуреддин из Персии, привез из Исфахана столь огромное количество драгоценностей, птиц, редких животных, шелка и бархата, что секретари и счетоводы дивана три дня были заняты только тем, что пересчитывали их. Император распределил сокровище среди своих полководцев и главных сановников и отправил иноземных посланников с великолепными дарами государям соответствующих стран.

Подавив несколько восстаний, поднятых в разных частях Кабульской провинции, и восстановив крепость Джелалабад, где предательски покушались на его жизнь, Тимур двинулся к границам Индостана и принял новое посольство из Мекки и Медины, которое от имени всех правителей и Аравии умоляли великого повелителя когда-либо почтить их визитом и взять их под свою могущественную защиту, одновременно предлагая ему титул халифа, хотя тогда им обладал османский султан Баязид. Тимур поблагодарил посланников и отправил их с подарками, а затем пересек Инд в районе Аттока, недалеко от того места, до которого дошел Чингисхан со своими дикими полчищами, вошел в пустыню Джеров, или Чал-Джалали, называемую так в честь храброго Джалаладдина из Хорезма, который перешел реку вброд и проник в эти дикие места, когда бежал от ярости и меча первого беспощадного и жестокого монгольского хана. Следуя по стопам македонского героя, который более семнадцати веков назад шел тем же самым путем, Тимур подчинил правителей Лахора и острова на реке Ченаб, объединил свои силы с войсками внука на равнинах Пенджаба, или Пятиречья, и отправился в крепость Батнир, куда бежали все беглецы из уже разгромленных им армий. Говорили, что она неприступна, но он привел к ее стенам всего лишь 10 тысяч своих воинов; и гарнизон, в основном состоявший из гебров, воодушевленный столь явно малым числом противника, принял роковое решение выйти из-под защиты своих крепостных валов, чтобы вступить с ним в сражение на поле. Первый же мощный удар монголов полностью рассеял индийские войска, и чагатаиды вскоре овладели местностью, за исключением цитадели, которую жители удерживали еще много часов с отвагой и безумием отчаяния. Однако, увидев из своего убежища варварскую расправу над всеми их соотечественниками, захваченными в бою воинами Тимура, которая лишила их последней надежды на спасение, они убили жен и детей, подожгли крепость и бросились на врага, размахивая саблями, и пали все до единого среди неприятельских рядов. Погибли тысячи монголов, и эти потери, прибавленные к тем, что они понесли в горах и в боях с калмыками и другими враждебными племенами на своем пути, значительно уменьшили силу монгольской конницы еще до того, как Тимур достиг Дели, находившегося на расстоянии тысячу километров от Аттока. В то время город был поделен на три хорошо укрепленных района, в которые можно было войти через тридцать ворот, и там султан со своими дядьями заперся с 40 тысячами пеших и 10 тысячами конных воинов, и, поскольку они располагали большими запасами провианта, осада, вполне вероятно, могла бы затянуться на много месяцев. Тимур в это время встал лагерем в Джехан-нуме, великолепном дворце, построенном Фируз-шахом, который за свою красоту был назван «Зерцалом мира». Однако, обманувшись ложным представлением о силе врага, султан Махмуд после бурного совещания с министрами решил встретиться с монголами на поле боя, не дожидаясь их атаки, и вышел из-под защиты городских стен вместе с визирем и всей армией, включая сто двадцать слонов, чьи бока и бивни ощерились грозными стрелами, отравленными кинжалами и копьями. Перед тем как выйти им навстречу, монгольские астрологи и предсказатели изучили расположение небесных светил и, полагая, что гороскоп неблагоприятен для монголов и не сулит им успеха, попытались отговорить своего владыку от опасного предприятия, поскольку были убеждены, что в этом месяце битва, несомненно, будет проиграна. Но император сказал им, что и радость, и скорбь, и беды, и удачи зависят не от планет, а от воли Всемогущего Творца, создавшего сами звезды, вселенную и человека. «Я вверяю себя, – сказал Тимур, – помощи Бога, Который никогда не оставлял меня Своею милостью; что мне толку в соединениях и движениях светил! Я не стану медлить с исполнением моих планов, ведь я предпринял все шаги, чтобы довести их до совершенства!» На следующее утро в присутствии всех своих войск император провел всеобщую молитву и, велев принести ему Коран, раскрыл его на том фрагменте, который, по его мнению, был благоприятным ответом на его молитву, поскольку там описывалась гибель народа по чудесному произволению Всемогущего. Он истолковал отрывок в благоприятном для себя смысле и таким образом вселил мужество в своих воинов, которых при первом взгляде на слонов охватила паника, поскольку считалось, будто их шкура неуязвима для огня и стали; но когда Тимуру доложили, что пленные индусы, которые находились в его лагере в невероятном количестве 100 тысяч человек, не считая женщин и детей, заулыбались, узнав о приближении своих соотечественников, у него возникло опасение, что в случае поражения рабы обратятся против своих господ, и поэтому он отдал страшный приказ, чтобы всех пленников мужского пола предали смерти еще до начала боя. От такого повеления, по-видимому, застыли даже железные сердца монголов, так что императору пришлось угрожать смертью своим воинам, которые отказывались немедленно выполнить его приказ; и он в то же время распорядился назначить по одному воину из каждых десяти, чтобы следить за индийскими женщинами и детьми, остававшимися в палатках. Он также велел поставить палисад перед лагерем, укрепленный большими щитами, и прорыть ров, куда запустили крепко связанных друг с другом буйволов; им на головы привязали пуки соломы, и Тимур приказал поджечь их и выпустить, чтобы испугать слонов, если в бою его людям придется туго. Но потом оказалось, что эта уловка даже не понадобилась.

3 января 1401 года произошла первая встреча монгольских и индостанских армий, и император взошел на вершину соседнего холма, откуда мог видеть битву, и все время, пока она продолжалась, произносил тексты из Корана и молился. По словам Шараф ад-Дина Али, это была самая ожесточенная битва, в которой монголы когда-либо побеждали врага; после полного разгрома хиндустанцев султан и его визирь бежали в Дели и, войдя в город, приказали сразу же закрыть все врата, так что их несчастные воины лишились всякой надежды на спасение и стали легкой добычей для врага. Также Тимур захватил слонов и послал их в качестве подарков своим мирзам в Персии и Самарканде; одного из них в лагерь привел его внук Халил, юноша пятнадцати лет, который убил его погонщика в поединке, а животное, как лошадь в узде, привел к палаткам. В ту ночь индийский султан со своим дядей, правителем Мултана, и несколькими другими военачальниками и приближенными тайно покинул Дели и бежал в Гуджарат, и, когда утром об этом доложили императору, он отправил в погоню за ними отряд, которому удалось захватить весь их багаж, нескольких офицеров и сына правителя; и в тот же день, 4 января, знамя чагатаидов взвилось над башнями столицы и Тимур с триумфом вошел в город. Любуясь великолепными зданиями и богато разукрашенными храмами и дворцами, император приказал своим воинам не трогать их, а каменщиков и зодчих доставить в Самарканд, чтобы столь же прекрасно украсить его столицу и сделать ее равной по великолепию прославленному и обширнейшему Дели, который искусные мастера Индостана обогатили всевозможными сооружениями и орнаментами. После этого, войдя в дворец индийских султанов, Тимур сел на их позолоченный трон и принял кади и важных жителей города, которым обещал защиту за выкуп, и желал посоветоваться со своим диваном, чтобы назначить его величину. Знамя монголов с конским хвостом и литаврами укрепили над главными воротами, и военный оркестр исполнил ликующую мелодию Рихави, которую играли только после величайших свершений.