— Леша, прости меня, пожалуйста. Прости за все, — прошептала она и, закрыв лицо руками, заплакала. — Я завтра же заберу заявление, только прошу о двух вещах: ничего не говори Андрею и не спрашивай, кто помогал мне в этом деле… Я сама должна разобраться. У меня так мало друзей…

— Хорошо, — пришлось ему согласиться.

Домой Радченко вернулся около часа ночи. Вечер в квартире на Тверской продолжился знакомством с Соколовским, раньше обычного вернувшимся домой, приглашением поужинать и долгим мужским разговором.

«Не он, — окончательно убедился Алексей. Андрей Иванович произвел на него хорошее впечатление. — И Лида рядом с ним стала другой, это правда. Кто же тогда?»

Артема он нашел в кабинете.

— Ну и?.. — не отрываясь от монитора, спросил тот.

— Завтра утром Лида заберет иск.

— Слава тебе Господи! — перекрестился Кушнеров. — Может, теперь белая полоса пойдет?

— Будем надеяться.

— Гниду, как я понимаю, она не сдала?

— Это было ее условие… Но, мне кажется, сдаст, когда убедится, что ее использовали. Она не глупа, разберется.

— Конечно, не глупа, — скептически согласился Артем. — Только пуля в ее голове со смешенным центром тяжести. Не знаешь, куда повернет…

— В любом случае ему — или им — недолго осталось. Ладно, не будем загадывать. Завтра Чернов введет в курс дела Дуброва… Я пошел спать. Спокойной ночи.

— Спокойной… Я еще поработаю…

* * *

…Дни, остававшиеся до Нового года, были наполнены для Тамары странной и непонятной тревогой. Ничего особенного не происходило, ровным счетом ничего, но на душе было беспокойно, хотелось прильнуть к кому-то сильному, уверенному в себе, почувствовать себя защищенной… Приступы таких желаний в последнее время случались все чаще и были такими острыми, что хоть волком вой в пустоту!

Но рядом по-прежнему никого не было. Если же иногда Тамара ловила на себе случайный мужской взгляд, то по привычке собиралась в комок, выпрямляла спину и холодно глядела поверх, сквозь, в сторону, но только не в глаза тому, кто ею интересовался…

В один из таких вечеров она лежала на диване в гостиной и смотрела старый, знакомый еще с детства советский фильм.

«Эту елку мы с Сережкой покупали после его возвращения из Штатов, — во время рекламы перевела она взгляд на сверкающее разноцветными огоньками пушистое великолепие в углу. — Времени с тех пор пролетело немало, а рядом со мной так никого и нет… Почему? Ну почему так хочется этой проклятой любви!»

Не выдержав, она подняла с ковра мобильник и, собравшись с духом, позвонила одному из своих давних и безуспешных воздыхателей. На звонок ответил приятный женский голос. Оторопев на секунду, Тамара нажала «отбой» и опустила трубку на пол. Почувствовав подступивший к горлу ком обиды, она вскочила с дивана, влетела в свою комнату и зарылась головой в подушку.

«Игру в любовь придумали мужчины, — донеслось откуда-то из незапамятных времен. — Любви на свете нет, есть сладкая иллюзия…»

Тамара вздрогнула и повернулась на спину.

«Мама, мама… — щелкнула она выключателем настольной лампы. — Жаль, что в свое время ты понятия не имела о феминизме, потому что об этом в первоисточниках марксизма-ленинизма не было сказано ни слова… Многого бы достигла на этом поприще… И меня воспитывала, словно готовила к борьбе на баррикадах… Женщина должна быть сильной… Кому должна? Ну, вот она, я — сильная, смелая, независимая, только почему-то не очень от этого счастливая… А быть слабой не умею… Да если бы и сумела, разве это принесло бы мне счастье?.. Может быть, оно как раз в равновесии между силой и слабостью?..»

В коридоре послышался шум. Тамара быстро погасила свет: кажется, Сережка с приятелями.

— Ма, ты спишь? — прошептал сын, просунув голову в дверь.

— Пока не сплю.

— Я так и думал: телевизор включен. Можешь меня поздравить — получил последний зачет! А ты боялась!

— Молодец. Первый экзамен у тебя пятого, а следующий когда?

— Девятого.

— Давай съездим к бабушке на Рождество. Она очень просила приехать.

— Давай… Можно я ребят покормлю? Мы прямо с зачета.

— Конечно, покорми.

— Спасибо. Слушай, а когда ты в коттедж переедешь?

— Мебель уже на складе. Рассчитаюсь — и переедем. Ты же не оставишь там меня одну?

— Ну что ты! — смутился Сергей. — Конечно, не оставлю. Я просто так спросил… Утром тетя Оля интересовалась. Ей дом очень нравится… и деду Ване тоже… Я буду к тебе приезжать… каждый день, честное слово!

— Иди ужинай, после поговорим.

— Угу! Спокойной ночи! — пожелал сын и прикрыл дверь, которая через секунду снова распахнулась: — У тебя все хорошо? — заботливо уточнил он. — Ты не заболела?

— Все в порядке, не заболела. Устала только. Спокойной ночи.

«Ну вот и дождалась, — грустно усмехнулась в темноте Тамара. — Сын вырос, и за городом скорее всего я буду жить одна. С тетей Олей и дедом Ваней в лучшем случае…»

…Предпраздничные хлопоты и приподнятое настроение улетучились для Тамары вместе с боем курантов. Встретив Новый год вместе с семейством Молчановых, уже в час ночи она осталась в квартире одна. Сергей с Антоном и его сестренкой отправились к друзьям, Наташка тоже укатила в какой-то ресторан. Конечно, она приглашала и Тамару, но та отказалась и, положа руку на сердце, была рада, что Молчанова не настаивала. Накануне позвонила Инночка, поздравила с праздником, а потом расплакалась: день ото дня Дени становилось все хуже. Безобидный вирус, подхваченный им во время Инночкиной поездки в Нью-Йорк, послужил стартовым механизмом для дремавшей доселе болезни, которая неумолимо набирала обороты.

«Бедная Иннуля, — убирая со стола, мысленно вернулась к разговору Тамара. — Любит одного, живет с другим, и теперь вот поедом себя ест за то, что этот другой заболел, пока она оказывала моральную помощь первому… Ну почему к ней так жестока судьба? Надо будет вырваться хоть на денек, поддержать… После Австрии поменяю паспорт, поставлю новую мультивизу и сразу полечу», — дала она себе слово.

Закрыв посудомойку, с пультом в руке она устроилась на диване — перескакивала с канала на канал, принимала по телефону поздравления. Время от времени взгляд останавливался на елке в углу, на сверкающих гирляндах… По периметру комнаты мерцали свечи… Чьи-то руки мягко коснулись ее плеча, откуда-то издалека послышался знакомый шепот…

Резко вскинув голову, Тамара осмотрелась: выключенные елка, телевизор, сама она под пушистым пледом. За окном темно, лишь из-под двери комнаты сына пробивается свет…

«Значит, уже дома», — облегченно вздохнула она, встала и, приоткрыв дверь, на цыпочках прошла к торшеру в углу. Бросив ненароком взгляд на кровать, она замерла: на Сережкином плече мирно покоилась голова незнакомой девушки — рассыпанные по подушке русые волосы, приоткрытые пухлые губы…