украла куклу, сказала, что сожгла. – Правитель помолчал, а затем, поднеся палец ко рту, прошептал: – Я всем им отомстил. Ты понимаешь меня?

– Да. – Ив кивнул и, не зная, что сказать, добавил: – А откуда соль?

– Так понятно. На что похожи эти капли? – держа в своей руке кристалл, спросил Ямых.

– На слезы… – предположил Ив.

– Точно. Наверное, это моя мамаша залила ими все, когда папаша мой превращался в камень. Или, быть может, дерево, которое секирами терзаем мы, чтобы согреться. Как знать! Мир, который я желаю видеть, на подходе.

После этого случая Ив, как в раннем детстве, почувствовал себя чужаком, одиночкой. Тот мир, с которым желал он примириться, все же обхитрил его. Забрав самое ценное, что было у выдумщика, он оставил ему пустоту. Исчез тот редкий дар, что жил в его детской голове: умение воплощать мечты. У Ива еще оставались его добрые сестры, трещотка и все то, что воплотил он прежде.

Ив вернулся в свой дом и снова стал жить как затворник.

Так дожил он до того времени, когда в Закрай из Иля пришел обоз. И открылось тогда же, что и ему должно проделать путь, выпавший на плечи пришедших чужестранцев. И вместе с ними разделить их участь. И в этом есть его предначертание и плата, та, которая с него возьмется перед тем, как обретет он мир своих надежд.

И так Ив и поступил. Провел посланников путем, начертанным судьбою. И, в Рохе видя того, перед кем лежал путь тернистый, длинный и горький, и кому все дороги суждено соединить, пройдя по кругу, и развязать узлы, решился он стать для него проводником на своей части этого пути. А дальше было так, как Иву и открылось. Знал он, что произойти должно, и посланника провел по предначертанному пути. Но не удержался Ив схитрил, решил посланнику облегчить путь. Его стараниями возник тот ход-мосток в виде чёрных деревьев, что должен был вывести Роху в Иль. А вместо этого мосток стал маяком для «спутанных миров». Зло быстро ход нашло и стало ждать посланца Иля.

Когда же правителю донесли, что тем, кто помогал Рохе, был тот самый юный выдумщик, распорядился он сжечь дом Ива, что представлялся путникам в разных обличьях, и всех обитателей его. На дерзкого проводника же он объявил охоту и сулил за голову его награду в пятьдесят козлов.

Ив как раз был в своем доме. Он ни о чем не жалел, и ему не было страшно. И слуги Ямыха, пришедшие за его головой, что окружили обиталище выдумщика, были всего лишь частью этого мира. Мира, в котором Ив ощущал себя чужаком. Ив представил, что вся его жизнь здесь есть сон и ему лишь надо сделать усилие и проснуться. Он закрыл глаза.

Ямых был в числе первых из тех, кто подошел к дому на расстояние броска факела.

– Сена! Побольше сена! – орал он.

Терпения не было. Огонь вот-вот примется за свое дело.

Все было готово.

Правитель в предвкушении занес свой факел и тут же выпучил глаза от удивления. Дом исчез.

Лазутчик

Наутро, взяв с собой людей, они поспешили к Серебряному ручью. Застава встречала их дымами. Это встревожило Сенаку и его товарищей. Навстречу конному отряду выбежал мужичонка, он тоже был знаком Спасенному. Воспитанник мастерового вспомнил, как в тот день, когда его обоз уходил в Закрай, этот мужичонка лихо играл на дудочке. Подходил к концу праздник Благодара, но люди все еще продолжали веселиться. Взобравшись на одну из повозок, мужичок искусно подражал щебетанью птиц ― и он хорошо знал свое дело. И оставался с обозом чуть ли не до самых границ с Закраем.

– Что случилось, Тирзай? – на ходу спросил Сенака, как только его лошадь поравнялась с мужичком.

«Да, точно, Тирзай…» – вспомнил его имя Роха.

– Прорваться в лаз хотели! – закричал мужичок. – Видно, они из тех, что вырвались из нашего окружения пять ночей тому… А это их остатки! – Тирзай указал топором на порубленный кустарник. – Их трое там! Еще один в яме у ручья. А из лаза, с другой стороны, псы бросились на нас. – И мужичонка протянул руку в сторону вывороченного с корнями дерева. – Но мы их вовремя заметили, по запаху учуяли мы псину! – торжествовал он. Потом поменялся в лице и добавил: – Трое наших полегли.

Роха стоял у порубленного кустарника, разглядывая тех, кто в нем лежал. Враги были мертвы. Их жилистые руки, как скрюченные ветки, тянулись вверх, будто желая вцепиться напоследок неприятелю в горло. Один из них, закинув голову назад, оскалил зубы, как будто улыбался. Глаза его открыты, он вроде, рассматривая мир, вставший вверх ногами специально для него. Лица павших были черны. Измазаны грязью или сказалась их жизнь в сумраке пещер, Роха понять не мог.

– Истемники, – кивнул на них Сенака.

– Что на них надето? – поинтересовался Роха, не отрывая глаз от странного наряда на одном из погибших.

– Эта кожа. Как мы выделываем лен и шерсть, так они поступают с кожей умерших сородичей своих.

– Жуть какая… – выдохнул Спасенный.

Он дошел до выкорчеванного дерева и остановился на краю ямы. Вырванное с корнем, оно лежало по направлению захода солнца.

– Что хочешь там увидеть? – спросил его Сенака.

– Я так понимаю, что здесь проход до большой воды, о котором ты мне поведал?

– Хм… – ухмыльнулся рыбак. – Гляди туда! – И он вскинул руку, указывая на горизонт.

Глазам открылся мрачный вид: десятки, а может, сотни вековых деревьев, как трава после покоса, лежали на земле. Их высохшие кроны направлены строго на запад.

– Там проход, – кивнул Сенака. И, видя намерения Спасенного пойти туда, предупредил: – Стой! Не спеши. Вернуться не получится обратно. Туда лишь вступишь ― и пропадешь с концами.

Роха остановился, послушавшись рыбака.

– Ты прав, решить все надо там! – продолжил Сенака и, махнув рукой, указал на запад. А потом вгляделся в даль и добавил: – С тобой пошел бы, но куда мне хромому… Он с досадой себя ударил по коленке. – Дам тебе людей.

– Не надо, – замотал головой воспитанник Мастерового. – С тобой пусть остаются твои люди. А я пойду один.

– Да как же одному? Меня послушай! Возьми с собой отряд. Для такого дела дам тебе я самых лучших.

– Нет, – отрезал Роха. И, видя, что Сенака снова собирается возразить ему, опередил рыбака: – За меня не беспокойся, я дойду. Известно мне, что нужно делать, поэтому пойду один. Людей же побереги для боя, со мной лишь пропадут они