Вечером двоюродный брат отвез Уилли в больницу. Смех утих через несколько часов, но он казался настолько необъяснимым, настолько ошеломляющим в своей неуместности, что родственники не сомневались: Уилли нуждается в медицинской помощи. Доктор Астли Кларк, дежурный врач, осмотрел зрачки Уилли и проверил основные функции организма. Через два дня медсестра обнаружила его лежащим на своей койке без признаков жизни. Врач установил, что Уилли перенес тяжелое субарахноидальное кровоизлияние. Он умер, не приходя в сознание. Вскрытие показало разорванную аневризму артерии у основания мозга, что привело к сдавливанию части гипоталамуса, сосцевидных тел и других структур в нижней части мозга.

И была Рут Гринаф, пятидесятивосьмилетняя библиотекарша из Филадельфии. Хотя некоторое время назад у нее уже был инсульт, она продолжала ходить на работу. Но однажды утром в 1936 году у Рут внезапно возникла сильная головная боль. Через несколько секунд глаза у нее закатились, и ее охватил приступ смеха. Она буквально тряслась от хохота, но никак не могла остановиться. Короткие выдохи следовали друг за другом с такой скоростью, что мозг начал испытывать кислородное голодание; Рут стала обильно потеть и время от времени подносила руку к горлу, как будто задыхалась. Смех не прекращался — даже инъекция морфина, сделанная врачом, оказалась безрезультатной. Смех продолжался полтора часа. Все это время глаза Рут оставались широко открытыми. Она находилась в сознании и старательно выполняла указания врача, но не могла произнести ни единого слова. Через полтора часа Рут так измучилась, что была вынуждена прилечь. Смех продолжался, но стал практически бесшумным. Вскоре Рут впала в кому; через двадцать четыре часа ее сердце остановилось. Можно сказать, она буквально умерла от смеха. Вскрытие показало, что полость в середине ее мозга (так называемый третий желудочек) была заполнена кровью. В результате кровоизлияния была поражена нижняя часть таламуса и сдавлены несколько смежных структур. Английский невролог, д-р Пердон Мартин, описавший случай Рут, так отозвался о данной разновидности смеха: «Смех — это насмешка, а смех Рут — насмешка над самим смехом. Величайшее же издевательство из всех — когда смех становится предвестником собственной гибели»[120].

Недавно в британском журнале «Nature» появилось сообщение о современном случае неконтролируемого смеха, вызванного прямой электрической стимуляцией мозга во время хирургической операции. Пациенткой была пятнадцатилетняя девочка по имени Сьюзан, страдающая фармакорезистентной эпилепсией. Врачи решили удалить пораженную ткань, вызывающую приступы, и исследовали близлежащие области, чтобы случайно не нарушить жизненно важные функции. Когда хирург стимулировал дополнительную моторную кору (близкую к области в лобных долях, которая получает вход от эмоциональных центров мозга), то получил весьма неожиданный ответ. Прямо на операционном столе Сьюзан начала неудержимо смеяться (она не спала во время процедуры). Как ни странно, ее смешило все, что она видела вокруг, включая рисунок лошади на стене. Даже люди, стоявшие рядом с ней, выглядели невероятно забавными. Врачам она сказала: «Вы, ребята, так смешно стоите тут!»[121]

* * *

Разновидность патологического смеха, жертвами которой стали Уилли и Рут, встречается редко; в медицинской литературе описано лишь несколько десятков таких случаев. Но если собрать их вместе, становится очевиден поразительный факт. Аномальная активность или повреждение, из-за которых люди начинают хихикать, почти всегда локализованы в лимбической системе — совокупности структур, включающей гипоталамус, сосцевидные тела и поясную извилину и участвующей в формировании эмоций (см. рис. 8.1). Учитывая сложность смеха и его бесконечные культурные обертоны, я нахожу интригующим, что за этим феноменом стоит относительно небольшой кластер структур мозга — своего рода «нейронная цепь смеха».

Однако местонахождение такой цепи ничего не говорит нам о том, почему существует смех или какова его биологическая функция. (Вы не можете сказать, что смех развился потому, что смеяться приятно. Это все равно что сказать: «Секс существует потому, что заниматься сексом приятно», хотя на самом деле следует сказать: «Заниматься сексом приятно потому, что это должно мотивировать нас распространять наши гены».) Знание о том, почему данный конкретный признак появился в процессе эволюции (будь то зевота, смех, плач или танцы), абсолютно необходимо для понимания его биологической функции, и все же этот вопрос редко задают неврологи, которые изучают пациентов с поражениями мозга. Это поистине удивительно, учитывая, что мозг сформировался в процессе естественного отбора подобно любому другому органу в нашем организме, такому как почки, печень или поджелудочная железа.

К счастью, сегодня ситуация начинает меняться, отчасти благодаря «эволюционной психологии» — новой дисциплине, о которой я упоминал в предыдущей главе[122]. Основной принцип этой противоречивой науки гласит, что многие характерные аспекты человеческого поведения опосредуются специализированными модулями (психическими органами), которые были сформированы в результате естественного отбора. Пока наши плейстоценовые предки бродили по древним саваннам, их мозг придумывал эффективные решения для их повседневных проблем, включая распознавание родни, поиск здоровых половых партнеров и отвращение к дурно пахнущей пище.

Например, эволюционные психологи утверждают, что отвращению к фекалиям вас научили отнюдь не родители; по всей вероятности, оно изначально «запрограммировано» в вашем мозге. Так как фекалии могут содержать бактерии и паразитов, древние гоминиды, у которых наличествовали гены «отвращения к фекалиям», выжили и передали эти гены потомкам, тогда как те, у кого таких генов не было, исчезли с лица земли (в отличие от навозных жуков, которые, вероятно, находят аромат фекалий в высшей степени притягательным). Кстати, данная идея объясняет, почему фекалии, инфицированные холерным вибрионом, сальмонеллой или шигеллами, пахнут особенно неприятно[123].