– Хотя бы и в Чаре. В лагере ждать у моря погоды нельзя.

Олег почувствовал облегчение. Всегда легче, когда другой берёт на себя ответственность. Но сомнения остались.

– Но как же это… транспортировать? Если только ногу закатать в шины и посадить на оленя! Но и тогда при каждом шаге – боль. Сколько он её выдержит?

– Сколько надо! – прикрикнула Танечка. – Ты знаешь, сколько он с этим переломом прошёл? Я бы метра не смогла. А он, даже без костыля нормального, – сутки! И потом, Олежек! – Она понизила голос. – Ты на ногу глянь! Будем ждать, пока гангрена начнётся?

– Меж двух оленей люльку привяжите, – хрипло посоветовал Эдик. Сознание, оказывается, вернулось к нему. – Эвенки умеют. Правда, тогда вы сами с одним оленем останетесь.

– И Челягина как назло нет, – с тоской напомнил Олег.

– А что Челягин? – Танечка рассердилась. – На себе его до Чары потащил бы? Я сегодня за Челягина… Так и сделаем! – объявила она Эдику. – А оленей, как доставят тебя, отошлёшь обратно в лагерь.

С помощью погонщиков пострадавшего спустили в нижний лагерь, смастерили люльку, уложили.

Перед отъездом Эдик подозвал Бероева. Подманил, чтоб никто не услышал:

– Я тропу на Средний Сакукан разведал!

Олег вскинулся. Эдик, предостерегая, сжал ему руку.

– Помнишь, где мы последнего сурка стрельнули?

Бероев кивнул.

– От того места забирай по Ледовой в сторону водопадов. Ориентируйся на скальный каньон. Километра три выйдет. Там я и понягу как ориентир бросил. Внутри схема, что накидал. Тропу на ней особо пометил. Не промахнёшься. Так что пусть ваш губошлёп насчёт трепача умоется. Только… – Он заметил, что Олег глазами уже ищет Танечку – поделиться новостью. – Мой тебе наказ: сперва сам тропу разыщи и пройди по ней, чтоб наверняка. А потом уж выдай остальным. Слово?

– Слово, – заверил Олег.

– Тогда вот что: обнаружишь понягу – оставь себе на память. Подарок!

Подошла проститься Танечка:

– Эдька, милый! Вернёмся в Чару, первым делом тебя сыщем… И спасибо тебе за всё. А Алексей Павлович – чтоб ты не думал – тоже очень высоко о тебе как о таёжнике отзывается. Просто зациклился на тропе этой своей, чёрт знает почему, вот и сорвался… И письмо в милицию, что обещал, напишет.

Разглядела на лице калеки недоверчивую усмешку. Ноздри её затрепетали:

– Во всяком случае, письмо будет!

Эдик сжал на прощание огрубевшую в походе ручку:

– Игорёшке привет! Он хоть и хиляк, но мужик настоящий!

Запунцовевшая Танечка сделала жест погонщикам. Олени запрядали ушами. Санитарный поезд ушёл в сторону Чары.

К вечеру с ледника возвратились Челягин с Тимашевым. Время оказалось потеряно впустую – из-за тумана съёмка не задалась.

То ли из-за этого, то ли из-за потери оленей с погонщиками выглядел руководитель экспедиции раздражённым. К трагедии, случившейся с проводником, кажется, остался безразличен.

Олег подошёл отпроситься на охоту. Челягин равнодушно разрешил. Над лагерем повисла беспросветная хмарь. В такую погоду не до съёмок.

Рано утром Олег ушёл из лагеря – искать заветную тропу.

Под вечер, раскрасневшийся, взъерошенный, ворвался в штабную палатку. Челягин, склонившийся над походным столиком, нервным движением руки прикрыл его штормовкой. Корпевшая в уголке над банками с тушёнкой Танечка подняла удивлённые глаза.

– Никак снежного барана нашёл, – предположил Челягин.

– Не-к-ка, – Олег отрицательно мотнул шеей.

– С росомахой сцепился? – пошутила Танечка.

– Вот ещё глупости.

Олега распирало. С шумом кинул никитинскую понягу.

– Откуда? – не поняла Танечка.

– С тропы на перевал! – выпалил Олег. Терпеть больше он не мог. – Эдик Никитин тропу на Средний Сакукан обнаружил!

Челягин поперхнулся.

– Я по его наводке по склону Ледниковой прошёл. Там, где скалистый каньон. Наверное, там он и сорвался.

– Покажи! – потребовал Челягин. Резким движением сбросил штормовку. Под штормовкой обнаружилась карта-километровка Кодара. Та самая, что Олег безуспешно пытался выпросить в спецотделе. Не веря своим глазам, он перевёл взгляд на руководителя.

– Но откуда?.. – пробормотал он.

– Со временем сам научишься добиваться своего без лишнего шума. В общем, академик Поженян поделился. Но никому ни слова! «Режимники» пронюхают, вони на всю Москву поднимут… Покажи же! – Он нетерпеливо постучал по карте. Передал карандаш.

Олег склонился, примерился. Провёл линию.

– Здесь! – определился он. – В принципе проход удобный. Категория А1. Даже кошек не надо.

Челягин закинул руки за голову. Торжествующе выдохнул.

– Кто ищет, тот обрящет! – изрёк он. Всмотрелся в непонимающие лица. Вывернутые, обветренные губы его раздвинулись в широкой, неотразимой улыбке.

– Вы хоть знаете, что мы теперь с вами изобразим? – обратился он к Олегу.

– Поищем снежных баранов в Мраморном ущелье? – предположил Олег.

– Если подвезёт, то и бараны. Ущелье! И – бараки ГУЛАГа с Борским урановым рудником! Вот главное! – Челягин порывисто притянул к себе за талию Танечку. – Ребятки! Делаем документальный фильм!

Он вскочил. Принялся расхаживать по палатке, в азарте размахивая длинными ручищами.

– Никто и никогда ничего похожего не снимал. Вникните! Панорама. Долина горной речушки Средний Сакукан, затерявшейся среди южных отрогов Кодарского хребта. Печально знаменитая как Мраморное ущелье! Зона вечной мерзлоты. Борский «Кодарлаг». Зэки, бывшие фронтовики, переброшенные из гитлеровских лагерей в сталинские. Заживо гниющие в руднике.