Ватрушкин буквально силой вытащил Матвея из толпы:

– Скорее! Пока все на награждение строятся, надо успеть переодеться и исчезнуть!

– Еще и награждение? – удивился Матвей. – Ладно, идем.

Не привлекая к себе внимания, они отделились от класса и направились к школе. Ребята поднялись по ступенькам крыльца и уже подошли к входной двери, как вдруг Ватрушкина окликнули. Они разом оглянулись: возле школьной калитки стояла Лана и махала им рукой.

– Лана? Зачем она здесь? – растерянно пробормотал Ватрушкин и сунул Матвею в руки сверток с его одеждой. – Я сейчас… Я тебя догоню. Встретимся возле туалета. Ты переоденься пока.

Но до туалета Матвею добраться не удалось. И переодеться, соответственно, тоже. Он нос к носу столкнулся с Егором Борисовичем, внезапно вылетевшим из-за угла.

– Эй, студент! Ты Эмму Санну не видел? – торопливо спросил тот. «Студентами» он звал всех учеников, с первого по одиннадцатый классы. Его практика заканчивалась через месяц, и запоминать фамилии учащихся он не особо стремился.

Оторопевший Матвей помотал головой.

– А где она? В кабинет заглянул – ее нет, на звонки не отвечает… Так, а ты почему здесь? – спохватился физрук. – А это ведь ты с травмой? Ты же лежать должен.

– Я… лежу, – пробормотал Матвей, пряча сверток с одеждой за спину. – Я просто…

– Врачи что сказали? Два часа не вставать. А ты по коридорам бегаешь.

– Я не бегаю…

– Ну-ка, давай-ка обратно, в кабинет! Сейчас награждение закончится, Пал Толич отвезет тебя домой. Лежи и жди его. А если Эмма Санна появится, скажешь ей, чтобы вниз шла. Она там нужна.

– Ладно.

– Чего ладно? Двигай в лазарет, говорю! Или тебя снова туда отнести?

Егор Борисович обхватил Матвея за плечи и повел к кабинету. Вырваться из его медвежьих лап было просто нереально – силы, да и массы тела были слишком неравны. Матвей понял, что сейчас тот просто-напросто заведет его внутрь. А если начать возмущаться и сопротивляться, то и занесет, это ему раз плюнуть. Медики из скорой дали четкие указания: с кушетки не вставать, лежать два часа, потом ехать домой на машине. А Егор Борисович всегда неукоснительно выполнял все инструкции. Хорошо еще, он не отследил Матвея на стадионе и был не в курсе, что травмированный «студент» участвовал в соревнованиях, несмотря на категорический запрет врачей.

Ситуация совершенно выходила из-под контроля, физрук настойчиво тащил его к кабинету. Единственным плюсом было то, что врач куда-то вышла. Можно тихонько постоять за дверью пару минут, чтобы успокоить бдительность физрука, и улизнуть до ее возвращения. Тем более что с порога кушетка не видна, она у правой стены за шкафом-пеналом, и при самом благополучном раскладе есть вероятность остаться никем не замеченным.

Но нет, куда там! За их спинами внезапно раздался возмущенный голос Эммы Александровны:

– Это как понимать? Егор Борисович, что происходит? Что вы делаете? Какое безобразие! Зачем вы подняли больного?

– Я поднял?! – даже немного растерялся от такого напора физрук. – Да он у вас по всей школе шатается, ваш больной! А я как раз его на место возвращаю. Марш на койку, студент!

Егор Борисович толкнул дверь кабинета. Раздумывать было некогда. Матвей юркнул внутрь, молниеносно огляделся, оценивая обстановку, и метнулся направо за шкаф. Упав на пол, он за десятую долю секунды закатился под кушетку и потянул вниз край свисавшей простыни. Через пару мгновений в кабинет заглянула Эмма Александровна:

– А, лег уже? Шустрый какой! Прямо как электровеник.

– Что? – раздался знакомый сонный голос с кушетки. Голос двойника. Нет, его собственный голос.

– Лежи, говорю, и не вставай больше!

– Я?

– Нет, я́ с сотрясением по коридорам брожу! Слышал, что врачи из скорой сказали? Два часа в горизонтальном положении. А ты что делаешь?

– Я сплю вообще-то, – проговорил голос заторможенно. – Я не вставал.

– У меня с глазами пока еще все в порядке! – воскликнула врач. – Так вот знай, умник, я сейчас спущусь вниз с Егором Борисовичем, но очень быстро вернусь. И я хочу застать тебя на кушетке, а не отлавливать по школьным коридорам. Понятно тебе?

– Да не ходил я никуда, – голос звучал уже слегка рассерженно. – Мне ногой пошевелить больно. И после укола вашего глаза толком не открываются и все вокруг как во сне.

– Ну-ну… Я тебя предупредила!

Эмма Александровна вышла и прикрыла за собой дверь. Голос наверху что-то невнятно пробормотал, кушетка слегка зашуршала, свисающая простыня задергалась и полезла вверх. Видимо, двойник повернулся на бок. Матвей лежал на полу под ним и понимал, что этой встречи не избежать и вылезти все равно придется. И времени у него до возвращения врача не так уж много, чтобы его расходовать впустую, предаваясь долгим размышлениям. А ведь еще и переодеться надо успеть. Конечно, встречу с самим собой нельзя назвать долгожданной и приятной, но во всяком случае, это довольно любопытно. Эх, была не была!

Матвей нащупал на полу сверток с одеждой и, прижимая его к себе, на животе выехал из-под кушетки.

– Ой! Кто здесь? – испуганно вскрикнули сверху.

Матвей поднял голову и оказался лицом к лицу со своим отражением. 3D-отражением, потому что оно было не плоским, как в зеркале, а очень даже объемным. И очень живым. Отражение хлопало глазами и шумно дышало открытым ртом. У двойника был такой оторопелый вид, что Матвею неудержимо захотелось над ним подшутить. Совсем немного, самую малость, так сказать, разрядить обстановку. Тем более папа всегда говорил, что Матвею не мешало бы научиться смеяться над собой.

– Лежишь, значит? Отдыхаешь? – проговорил он, выползая из-под кушетки. Двойник не ответил, лишь судорожно сглотнул, не сводя с него глаз. – А я, между прочим, за тебя тружусь. На турнике подтягиваюсь, тебя выручаю, пока ты здесь прохлаждаешься, – продолжил Матвей, в ускоренном темпе снимая олимпийку. – Спасибо за форму, возвращаю. Спартакиада закончилась, мы теперь чемпионы. И заметь, Ватрушкин был с нами, а мы все равно победили. Так что он теперь талисман нашего класса. Запомни и другим передай.

Двойник как завороженный следил за тем, как Матвей переодевается, бросает форму на стул, натягивает джинсы, застегивает ремень. Было видно, что он не вполне адекватно воспринимает реальность – то ли лекарства на него так подействовали, то ли встреча со своим живым отражением.

– Чего молчишь? Ты же ногу вывихнул, а не челюсть. Хоть поздоровайся! Когда еще выпадет шанс с самим собой пообщаться? – сказал Матвей, представив, какой туман сейчас в голове двойника. Такой же, как был у него самого, когда Ватрушкин посвятил его в свою «теорию невероятностей».

– Ты кто?! – выдавил наконец Матвей на кушетке.

– Я? Твой глюк. Галлюцинация. После встряски башки.