Прошло довольно много времени, прежде чем Веня заговорил:

– Надо как-то выбираться отсюда.

– Да, надо, – вяло отозвался Матвей. – Автобусы еще ходят? Сколько времени?

– Не знаю.

– Посмотри в телефоне.

– У меня его нет.

– Как это – нет? Он же был.

– Он упал куда-то… Вместе с фонарем, когда я провалился.

– Что же ты молчал?

– Да как-то не до него было.

– Надо поискать. В какую сторону он… – Матвей замер на полуслове и резко повернулся к Вене. – То есть, когда ты мне кричал, что позвонишь кому-нибудь и тебя найдут… телефона у тебя уже не было?

Тот не ответил, только пожал плечами. У Матвея так сдавило горло, что он едва смог прошептать:

– Зачем?!

– Чтобы ты ушел, – признался Веня.

– А ты? Как бы ты… – у Матвея даже не хватило воздуха, чтобы закончить фразу.

– Я не думал об этом. Я просто хотел, чтобы ты успел, – проговорил Ватрушкин. Даже в темноте была видна его виноватая улыбка.

Матвей резко поднялся и отошел в сторону. И стал искать телефон. Потому что говорить совершенно не мог. Да и дышалось с трудом. Не поднимая глаз, он старательно шарил фонарем по захламленному полу, а в голове билась фраза Олега Денисовича.

В опасную минуту он бросится спасать тебя, а о себе и не вспомнит. Потому что в тот момент важнее всего будешь ты. Есть у тебя такой друг?

Нет, Олег Денисович, его нет. И никогда не было. А что делать, если вдруг так поступает совершенно чужой, случайный человек? Не брат, не приятель, даже не одноклассник. Просто посторонний. Никто. Он сам так сказал: я тебе никто. Как к этому относиться? И почему этот «никто» целую неделю возится с тобой, помогает и поддерживает, живет твоими проблемами? И отдает ради тебя последнюю память о своей матери… Где же она, та точка, та граница, за которой «никто» превращается в самого близкого человека, без которого уже не можешь обходиться? Когда он становится другом?

К счастью, телефон удалось найти довольно быстро, и времени оказалось еще достаточно, чтобы успеть на остановку. Но тут выяснилось, что Веня не может наступать на ногу. Он сделал несколько шагов, вскрикивая от боли, и отказался от этих попыток.

– Скорее всего перелом, – сделал вывод Матвей. – Теперь решаем следующую задачу: как добраться до остановки, если у нас всего три ноги на двоих, а последний автобус уходит через пятнадцать минут.

– Если бы перебинтовать покрепче, может, я и дошел бы… как-нибудь, – поморщился Веня. Он стоял на одной ноге, как цапля, держась за кирпичный выступ стены.

– Чем перебинтовать? Ты носишь с собой бинт?

– Ага, конечно, и бинт, и зеленку… и гипс заодно.

– Кстати, неплохая идея для тебя. Да уж… Что будем делать? Если бы это случилось вчера, мы бы взяли бинт в автомобильной аптечке у Олега Денисовича, – задумчиво сказал Матвей. – Жаль, сегодня он далеко! Хотя почему далеко? Он же…

Матвей хлопнул себя по лбу и воскликнул:

– Точно! Он же сегодня здесь, на банкете! С удавом, то есть, наоборот, без удава. У Бутерброда Гематогеновича.

– Чего-чего? – не понял Веня. – Какой еще бутерброд… с удавом?

– А, да ты же не знаешь! Ну, неважно. Главное, что этот банкет проходит в поселке Дубрава. А где у нас Дубрава?

– Где?

– Там! – Матвей ткнул пальцем в направлении шоссе. – Дубрава на той стороне дороги, в десяти минутах езды. Звони ему скорее! Он нас подберет после банкета.

– Если только этот банкет уже не закончился и он не уехал.

– Ватрушкин, не каркай! Ну должно же нам сегодня хоть в чем-то повезти! Звони!

Дозвониться удалось не сразу, пришлось потоптаться немного в поисках сети. Наконец связь появилась, пошли долгие гудки. Олег Денисович на звонок не ответил, но перезвонил уже через три минуты и велел Ватрушкину говорить быстро и самую суть. Его деловой тон вселял надежду, что он все еще на работе. Веня в двух предложениях описал ситуацию, которая в глазах классного руководителя несомненно выглядела странно и даже дико: два его ученика, ночью, на заброшенной стройке, в нескольких километрах от города, просят приехать за ними. К тому же у одного из них сломана нога, и он не может ходить.

– Как Денисыч, в шоке? – усмехнулся Матвей, когда Веня закончил разговаривать.

– Кажется, да. Но не расспрашивал, сказал: все подробности потом. Велел сидеть здесь и не двигаться с места. Он закончит в одиннадцать и перезвонит, чтобы уточнить координаты.

– Ну, совсем не двигаться не выйдет, надо перебраться на порог, там хоть посидеть можно, – заметил Матвей. – Не стоять же нам здесь полчаса.

– Почему полчаса?

– Потому что телепортацию еще не изобрели, Ватрушкин. Ему нужно время, чтобы закончить, собраться и доехать. Да еще от дороги до нас сколько топать!

– Он сказал, что поторопится.

– Все равно быстро не получится. Держись за меня, пойдем.

Матвей подставил плечо, Веня ухватился за него, с трудом доковылял до дверного проема и сел на порожек, вытянув ногу. Матвей порыскал фонарем по сторонам, приволок обломок толстой доски и пристроился на нем.

Минут через десять снова зазвонил телефон, и Веня подробно объяснил учителю, где они находятся.

– Через двадцать минут будет. Велел фонарем знак подать, куда идти, – сказал он, нажимая отбой. – Что будем ему говорить? Правду?

– Говори что хочешь, – устало отозвался Матвей. – Мне все равно, что подумает Денисыч. У меня там мама подъезжает… Скоро дома будет. А я здесь… сижу!

Ватрушкин резко повернулся к нему.

– Это все из-за меня! – в его голосе звучало отчаяние. – Почему ты не послушался? Ты должен был уйти!

Матвей посмотрел ему в глаза и спросил вполголоса:

– А ты бы ушел?

Веня запнулся на полуслове, подумал секунду и отвел взгляд.

– Вот и молчи тогда, – сказал Матвей.

Часы на телефоне Ватрушкина показывали двадцать три часа восемнадцать минут. Вот-вот должен был подъехать Олег Денисович. Матвей уже перестал смотреть в небо, от которого не отрывал глаз все это время в призрачной надежде увидеть запоздалые метеоры, и теперь безучастно разглядывал ссадины на своих ладонях с помощью тусклого фонарика.

– Кровь запеклась, вместе с грязью, – сказал он. – У тебя платка случайно нет?

Веня по хлопал себя по карманам.

– Был… Наверно, Лана вытащила, стирать.

Матвей поплевал на руки и осторожно, чтобы не задевать раны, вытер их о джинсы. Веня задрал штанину и спустил носок.