из 28 обследованных женщин, вернувшихся из США, где они занимались проституцией, восемь стали активными потребителями наркотиков, одна заболела хроническим алкоголизмом, две вернулись со СПИДом, одна – ВИЧ-инфицированная, трое совершили суицидальные попытки, почти все страдают соматическими заболеваниями и нервно-психическими расстройствами.

Воинские преступления

Это – чрезвычайно важная криминологическая тема. Ее значение возрастает в связи с тем, что армия вооружена, а ее представители в большей или меньшей степени имеют доступ к оружию, столь необходимому сегодня и для организованной преступности, и для террористических и экстремистских организаций. Не только хищение и перепродажа оружия, но и утрата военного имущества, включая вооружение (ст. 348 УК), чреваты тяжелыми последствиями. К сожалению, закрытость военной юстиции и фактическая невозможность проведения независимых (вневедомственных) эмпирических исследований существенно затрудняет криминологический анализ этого вида преступности, равно как преступности в вооруженных силах в целом (напомним, что преступность в вооруженных силах – более широкое понятие, включающее как общеуголовные преступления, совершаемые военнослужащими, так и специальные – воинские или «преступления против военной службы», предусмотренные гл. 33 УК РФ).

Лишь с 2003 г. появилась возможность ознакомиться с открытой статистикой по преступлениям против военной службы.[644] Общее количество зарегистрированных преступлений составило: 2003 г. – 12 857, 2004 г. – 12 670, 2005 г. – 12 664, 2006 г. – 12 494. Наибольшее количество воинских преступлений – самовольное оставление части или места службы (ст. 337 УК) – ежегодно от 6984 до 7650 за 2003–2006 гг. и нарушение уставных правил взаимоотношений между военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчиненности («неуставные отношения», или «дедовщина» – ст. 335 УК) – ежегодно от 3598 до 4086 за те же годы.

Некоторые сведения за более ранний период можно получить из ряда публикаций.[645]

Так, по данным, приведенным в неоднократно упоминавшейся нами книге В. Лунеева (2005), количество всех зарегистрированных преступлений в армии и на флоте СССР выросло с 13 150 в 1965 г. до 31 260 в 1991 г., в том числе общеуголовных – с 5045 до 9424 (при максимуме в первой половине 80-х гг. – 10–15 тыс., что объяснялось отнесенностью «дедовщины» к общеуголовным преступлениям до 1984 г.), воинских – с 8013 до 21 807. При этом уровень преступности военнослужащих снижался в СССР с 957,5 в 1950 г. до 794,2 в 1990 г., при минимуме 425,6 в 1970 г. В России 1996 г. уровень преступности во всех войсках составил 1217,4 (при уровне преступности граждан – 1774,4).

В 1993 г. удельный вес преступлений военнослужащих в совокупном объеме преступлений составлял порядка 1 %.

Однако при оценке даже этих весьма скромных сведений необходимо иметь в виду особенности регистрации, выявления и раскрытия преступлений, совершенных военнослужащими: в армии и на флоте последнее слово принадлежит командиру части (подразделения), для которого своеобразно понимаемая честь подчиненного ему подразделения нередко дороже закона и справедливости. Тем более, что преступление, совершенное подчиненным, всегда ЧП (чрезвычайное происшествие), грозящее не только «позором» воинской части, но и личными неприятностями командиру («неполное соответствие», задержка в присвоении очередного воинского звания, понижение в должности и т. п.). По выражению В. В. Лунеева, «уровень воинских преступлений особо командно управляем».[646] Неудивительно, что искусственная латентность преступлений военнослужащих неизмеримо выше, чем в стране вообще, а «раскрываемость» преступлений органами военной юстиции стремится к 100 %… (я помню, как пару лет тому назад на семинаре в Военно-Морской академии прокурор Ленинградского военного округа с гордостью докладывал о 100 %-ной раскрываемости преступлений…).

Особое место среди воинских преступлений занимают «нарушения уставных правил взаимоотношений между военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчиненности» (ст. 335 УК РФ), именуемые в быту «дедовщиной». Тяжелейшие для ее жертв последствия были предметом многочисленных публикаций в прессе и специальной литературе.[647] В числе глубоких исследований проблемы дедовщины в армии и на флоте следует назвать диссертационную работу Д. Клепикова (1997).[648]

Для общей характеристики «дедовщины» («неуставных отношений») в современной российской армии воспользуемся цитатой из неоднократно упоминавшейся книги В. В. Лунеева: «В 60-е годы (XX в. – Авт.) «дедовщина» носила унизительный, но ритуальный характер: били «провинившегося» пряжкой ремня или ложкой по ягодицам. В 70–80-е годы упомянутые деяния приобрели опасный насильственный и массовый характер с тяжкими, а нередко и смертельными последствиями… Укрывательство «дедовщины» в середине 80-х годов превысило все мыслимые пределы. Как показывали некоторые проверки, военные госпитали были переполнены солдатами с переломами челюстей, разрывами печени и селезенки и другими травмами от «неуставных отношений». Боясь расправы и старослужащих, и командования, они, как правило, утверждали, что получили повреждения от случайного падения… Реально «дедовщину» загнали в подполье воинских отношений. Правда об этом стала известна обществу лишь в 1990–1991 годы, после массового негодования родителей потерпевших от «дедовщины» военнослужащих».[649]

Не следует думать, что ситуация с тех пор изменилась в лучшую сторону. Скорее – наоборот.[650]

Экологическая преступность

Общее понятие экологического правонарушения сформулировано в ст. 81 Закона Российской Федерации «Об охране окружающей природной среды»: «виновные противоправные деяния, нарушающие природоохранительное законодательство и причиняющие вред окружающей природной среде и здоровью человека».

Опасность экологических преступлений (гл. 26 УК РФ, а также ряд иных составов – нарушение правил безопасности на объектах атомной энергетики, нарушение санитарно-эпидемиологических норм и правил, экоцид и т. п.) очень высока (вплоть до самоуничтожения человечества), их количество огромно, но выявляемость и наказуемость ничтожны. Так, в 1993–1996 гг. ежегодно регистрировалось преступлений и выявлялось лиц, их совершивших: по ст. 223 УК РСФСР 1960 г. (загрязнение водоемов и воздуха) – 57 и 28, 49 и 43, 50 и 21, 37 и 43; по ст. 223–1 УК РСФСР (загрязнение моря веществами, вредными для здоровья людей или для живых ресурсов моря) – 5 и 7, 1 и 1, 4 и 3, 1 и 0.[651]

Не изменилась принципиально ситуация и с принятием ныне действующего УК РФ. Правда, количество зарегистрированных преступлений возрастает. Так, если в 1997 г. было зарегистрировано всех экологических преступлений (гл. 26 УК РФ) – 6971 и выявлено лиц, их совершивших, – 7374,[652] то в 2006 г. эти показатели выросли соответственно до 41 881 и 25 187.[653] Однако в своем большинстве это дела о браконьерстве (ст. 256, 258 УК РФ), незаконной порубке (ст. 260 УК), тогда как крупномасштабные и наиболее опасные виды загрязнения вод, атмосферы, порчи земли и т. п. остаются невыявленными и безнаказанными. Так, в течение 2002–2006 гг. было зарегистрировано преступлений: нарушение правил охраны окружающей среды при производстве работ – 9–127; загрязнение вод – 13–28; загрязнение атмосферы – 6–37; загрязнение морской среды – 0–26; порча земли – 13–83; нарушение правил охраны рыбных запасов – 1–6. Неудивительно, что и криминологическая литература об экологических преступлениях в России не