class="p1">Социальная практика XX в. с двумя мировыми войнами, «холодной войной», сотнями локальных войн, гитлеровскими и ленинско-сталинскими концлагерями, Холокостом, геноцидом, правым и левым экстремизмом, терроризмом, фундаментализмом и т. д., и т. п. – разрушила все иллюзии и мифы относительно «порядка» и возможностей социального контроля (кто-то из современников заметил: человеческая история разделилась на «до» Освенцима и «после»). Сумма преступлений, совершенных государствами – «столпами порядка», стократ превысила преступления одиночек. При этом государства – «спонсоры убийств» (N. Kressel) – не «раскаиваются» (может быть, за исключением Германии), а отрицают, отказываются от содеянного. С. Коэн в статье «Права человека и преступления государств: Культура отказа»[673] называет три формы такого отказа (denial):

• отрицание прошлого (denial of the past). Так, на Западе появились публикации, объявляющие Холокост «мифом», отечественные сталинисты называют «мифом» ужас сталинских репрессий (впрочем, недавние думские события в годовщину памяти Холокоста, когда многие наши избранники отказались почтить память жертв, свидетельствуют о том, что в этом вопросе мы «догоняем» Запад…);

• буквальный отказ (literal denial) – по формуле «мы ничего не знаем»;

• причастный отказ (implicatory denial) – по формуле «да, но…». Так, большинство военных преступников под давлением фактов признают: «да, было». И тут же следует «но»: был приказ, военная необходимость и т. п.

Не удивительно, что постмодернизм в социологии и криминологии конца XX в., начиная с Ж. Ф. Лиотара и М. Фуко, приходит к отрицанию возможностей социального контроля над девиантными проявлениями, выраженному категорически и лаконично Н. Луманом в словах, избранных эпиграфом к этой главе. И хотя вероятно, что реалистически-скептический постмодернизм – как реакция на иллюзии прекраснодушного Просвещения – является столь же односторонним, сколь само Просвещение, однако некоторые соображения общенаучного характера (в частности, закон возрастания энтропии в системе) склоняют нас на сторону постмодернизма. «Победа порядка над хаосом никогда не бывает полной или окончательной… Попытки сконструировать искусственный порядок в соответствии с идеальной целью обречены на провал».[674]

Это не исключает, разумеется, для систем, прежде всего – биологических и социальных, возможности и необходимости противостоять дезорганизующим энтропийным процессам. Как писал отец кибернетики Н. Винер, «мы плывем вверх по течению, борясь с огромным потоком дезорганизованности, который, в соответствии со вторым законом термодинамики, стремится все свести к тепловой смерти… В этом мире наша первая обязанность состоит в том, чтобы устраивать произвольные островки порядка и системы… Мы должны бежать со всей быстротой, на которую только способны, чтобы остаться на том месте, где однажды остановились».[675]

Большинство из нас сражается за жизнь до конца, зная его неизбежность и сохраняя мужество (или не очень…) «вопреки» неизбежному (А. Мальро) и «по ту сторону отчаянья» (Ж.-П. Сартр). Но это не отменяет конечного результата. Каждое общество также рано или поздно прекращает свое существование (часто ли мы сегодня вспоминаем Лидию и Халдею, Вавилон и Ассирию, империю шумеров и цивилизацию инков?). Это не должно служить препятствием к стараниям самосохраниться путем организации и поддержания «порядка» и сокращения хаотизирующих процессов, включая негативное девиантное поведение. Не надо только забывать, что организация и дезорганизация неразрывно связаны, одно не может быть без другого, а девиации не только «вредны», но и «полезны» с точки зрения выживания и развития системы.

Итак, проблема социального контроля есть в значительной степени проблема социального порядка, сохранности общества как целого.

Существует различное понимание социального контроля. В начале параграфа мы привели наиболее общее его определение. В более узком смысле слова, социальный контроль представляет собой совокупность средств и методов воздействия общества на нежелательные (включая преступность) формы девиантного поведения, с целью их элиминирования (устранения) или сокращения, минимизации.

Социальными регуляторами человеческого поведения служат выработанные обществом ценности (как выражение отношения человека к тем или иным объектам и значимым для людей свойствам этих объектов) и соответствующие им нормы (правовые, моральные, обычаи, традиции, мода и др.), т. е. правила, образцы, стандарты, эталоны поведения, устанавливаемые государством (право) или же формируемые в процессе совместной жизнедеятельности, а средством передачи (трансляции) тех и других – знаки.[676]

Социальный контроль не ограничивается нормативным регулированием поведения людей, но включает также реализацию нормативных велений и ненормативное воздействие на поведение членов общества. Иначе говоря, к социальному контролю относятся действия по реализации предписаний (норм), меры ответственности лиц, нарушающих принятые нормы, а в некоторых государствах – тоталитарного типа – и лиц, не разделяющих провозглашаемые от имени общества ценности.

Основными методами социального контроля являются позитивные санкции – поощрение и негативные санкции – наказание («кнут и пряник», «police of threats and bribery»).

К основным механизмам социального контроля относятся внешний, осуществляемый извне, различными социальными институтами, организациями (семья, школа, общественная организация, полиция) и их представителями с помощью санкций – позитивных (поощрения) и негативных (наказание), и внутренний, основанный на интернализованных (усвоенных, воспринятых как свои собственные) ценностях и нормах и выражаемый понятиями «честь», «совесть», «достоинство», «порядочность», «стыд» (нельзя, потому что стыдно, совесть не позволяет). К внешнему контролю относится и косвенный, связанный с общественным мнением, мнением референтной группы, с которой индивид себя идентифицирует (родители, друзья, коллеги).

Различают формальный контроль, осуществляемый компетентными органами, организациями, учреждениями и их представителями в пределах должностных полномочий и в строго установленном порядке, и неформальный (например, косвенный), карательный (репрессивный) и сдерживающий (предупредительный, профилактический).

Хорошо известно, что позитивные санкции (поощрение) значительно эффективнее негативных (наказания), а внутренний контроль намного эффективнее внешнего. К сожалению, человечество, зная это, чаще прибегает к внешнему контролю и репрессивным методам. Считается, что это «проще» и «надежнее». Отрицательные последствия «простых решений» не заставляют себя долго ждать…

Существуют различные модели (формы) социального контроля и их классификации.[677] Одна из них, предложенная Д. Блэком (в модификации Ф. Макклинтока),[678] воспроизведена в табл. 15.1. Каждая из приведенных в таблице форм социального контроля имеет свою логику, свои методы и язык, свой способ определения события и реагирования на него. В реальной действительности возможно сочетание нескольких форм.

В целом социальный контроль сводится к тому, что общество через свои институты задает ценности и нормы; обеспечивает их трансляцию (передачу) и социализацию (усвоение, интериоризация индивидами); поощряет за соблюдение норм (конформизм) или допустимое, с точки зрения общества, реформирование; упрекает (наказывает) за нарушение норм; принимает меры по предупреждению (профилактике, превенции) нежелательных форм поведения. В гипотетически идеальном (а потому и нереальном) случае общество обеспечивает полную социализацию своих членов, и тогда не требуется ни наказаний, ни поощрений.

Таблица 15.1

Механизмы социального контроля (по Д. Блэку)

Реальное осуществление социального контроля над девиантностью существенно зависит от власти, формы правления, политического режима в стране. Теоретическое, основанное на огромном