– А магнит в подставке блокировал магниты в глобусе и не давал им сдвинуться?

– Да. И, по сути, в сфере много свободного пространства. Отец мог положить туда все свои подсказки. Но придумал именно такую конструкцию, чтобы проверить меня – готов ли я к сложным и неочевидным решениям. Готов ли играть в его игры. Ведь если бы мы сразу вскрыли глобус, половина светодиодов оторвалась бы от внутренней поверхности – отмеченные ими названия потерялись бы. Вот так.

Максим и Кристина смотрели друг другу в глаза. Долгий неотрывный взгляд. Только сейчас Максим осознал, как ему не хватало этой близости. Он будто испытывал жажду, ещё не зная, что существует вода, а теперь впервые подошёл к кромке свежего источника. Вдыхал аромат его прохлады, всматривался в мягкую рябь на его поверхности. Предвкушал то, чего прежде не испытывал.

Вчера зашёл в «Изиду». Показал фотографию из Русского музея. Покачалов узнал девушку в брючном костюме. Это она приходила к нему весной напомнить о договоре со Скоробогатовым. Она и чернобородый мужчина, так напугавший Покачалова. Больше Максим ни о чём не спрашивал, но Покачалов напомнил ему, что должен обо всём доложить Скоробогатову. Максим попросил дать ему ровно сутки.

Затем отправился в «Старый век». Там узнал, что реставратор Савельев уволился. Реставрационная мастерская «Савельев и сыновья» временно закрылась, а в скором времени должна была сменить вывеску. Максим, сказав, что был знаком с Дмитрием Ивановичем и с его дочерью, Кристиной, попросил сотрудников аукционного дома взглянуть на фотографию из Русского музея. Они сделали это нехотя, посоветовали с такими вопросами обращаться в полицию, но признались, что девушка в брючном костюме им знакома. Такую трудно забыть. В день, когда Максим с мамой приезжали в «Старый век», она устроила скандал, потому что на предаукционную выставку не попала картина Александра Берга «Особняк на Пречистенке». Девушку тогда сопровождал неприятный чернобородый мужчина, который всем запомнился своей звериной фигурой, неловко упрятанной в дорогую ткань костюма.

Максим наконец понял, почему Кристина изначально показалась ему такой знакомой. Они наверняка столкнулись в дверях «Старого века». Настоящая Кристина была там же, но Максим не обратил на неё внимания, не знал, что она – дочь Абрамцева.

Кристина, сейчас стоявшая перед ним, казалась ровесницей Максима. Строгий костюм и аккуратно зачёсанные волосы на фотографии добавляли ей года три-четыре. Сколько ей исполнилось на самом деле? Как её звали? Что её связывало со Скоробогатовым? Этого Максим не знал.

Какие бы тайны ни скрывало полотно Берга, что бы отец ни украл у Скоробогатова, тому, что сделали его люди, не находилось оправданий. И всё же Максим не торопился обвинять Кристину – пока приходилось называть её этим именем, потому что другого не было. Сейчас, прислушиваясь к тихому шуму леса, он смотрел ей в глаза. Давал ей шанс всё изменить, ждал, что Кристина сама заговорит, назовёт себя и объяснит, почему согласилась играть роль другой девушки – теперь сидевшей где-нибудь в заточении, а может, и вовсе убитой.

Вспомнилась Хулия из «Фламандской доски» – она «смотрела на жизнь как на некое подобие дорогого ресторана, где в конце концов тебе обязательно предъявят счёт» и не считала, что из-за этого «необходимо отказаться от полученного удовольствия». Перес-Реверте называл это житейской мудростью и зрелостью. Возможно, он был прав, однако Максим настойчиво отказывался получать хоть какое-то удовольствие от игры, в которую его втянули. В конце концов он дождётся первой возможности заплатить по счёту и выйдет из этого ресторана приключений, каким бы соблазнительным ни казалось предложенное меню. И даже Кристина не сможет его остановить.

Она молчала.

Максим подался вперёд. Их приоткрытые губы соприкоснулись.

Это даже не было поцелуем. Кристина так и стояла с опущенными руками. Никак не отреагировала на близость Максима.

Ожидание затягивалось, было приятным и болезненным одновременно.

Максим бережно провёл пальцами по её волосам. Готов был отстраниться, но вместо этого в отчаянном порыве ещё крепче обнял Кристину – теперь поцеловал по-настоящему, стараясь одолеть её холодность, неотзывчивость. Чувствовал запах её кожи, влагу её мягких губ. Кристина встала на мыски, выструнилась вдоль его тела и, приподняв руки, едва коснулась ладонями его локтей.

Не было леса вокруг, гудящей автострады, кричащих птиц. Всё отступило, слилось серым неразличимым фоном, как и разговоры, подозрения, страхи. Не осталось даже боли от неизбежного расставания. Только её дыхание, только её слабое податливое тело в его объятиях.

Ни имён, ни обещаний. И только сердца отсчитывали время их жизни. Не так уж важно, что будет дальше. Максим был счастлив сейчас, и ему этого было достаточно. А когда он нехотя отстранился, увидел в глазах Кристины растерянность. Даже если всё остальное – притворство и ложь, то этот взгляд – настоящий.

Она всё понимала. И, конечно, догадалась о подозрениях Максима, едва услышала про неожиданно полученное письмо и указание на заброшенный дом. Слишком наивно расставленная ловушка. Кристина и те, кто убедил её играть эту роль, были достаточно умны, чтобы не соблазниться приманкой. Впрочем, в итоге Кристина так и не получила главного – оставленного отцом указания.

Максим ждал, не выпускал её из рук. И, когда уже казалось, что Кристина поддастся его немому призыву, она отвела взгляд. Максим понял, что на этом они должны расстаться. Кристина сделала свой выбор.

Небольшое кафе на «Китай-городе». Максим иногда заглядывал сюда, возвращаясь из Исторической библиотеки в Старосадском переулке. Сюда же он отправил своих сокурсников, Алину и Артура. Попросил их зайти ровно в десять утра, подняться на второй этаж, заказать по чашке кофе. Предупредил, что этот спектакль может быть опасным, чем только усилил их любопытство и желание принять в нём участие.

Максим догадывался, чем закончится задуманная им проверка, но должен был окончательно убедиться в выборе Кристины. Вчера отправил ей сообщение:

«Нужно поговорить».

Затем написал ей адрес кафе. Сказал, что будет ждать на втором этаже в половине одиннадцатого.

Как и договаривались, Алина и Артур сели за разные столики. Утром в кафе почти не было посетителей, а те немногие, кто заглядывал сюда, брали заказ на вынос или садились внизу, у окна. Никто не должен был помешать Артуру и Алине, которые первым делом достали ноутбуки, тетради и стали заниматься тем, чем и планировали заниматься, – готовились к предстоящему экзамену. Сам Максим от сессии отказался. Сейчас было не до университета, не до предстоящей летней практики в «Зеленограде сегодня».

Когда официант принёс Алине заказ, она достала из сумки камеру – одну из тех, что Дима использовал в Клушино, – поставила её возле сахарницы. Направила на столик, за которым сидел Артур. Позвонила Диме, спросила, хорошо ли ему видно то, что происходит. Дима попросил чуть сместить и приподнять камеру. Затем позвонил Максиму: