А наутро стены просто исчезли. Проблема решилась сама собой, и сталкер смог продолжить свое продвижение.

…Лес расступился, и деревья выпустили Реверса на каменистый берег.

Бурное течение реки неслось перед ним справа налево. Ее бугристая лента извивалась, вспенивалась, проливалась бесконечным потоком в услужливо подставляющееся русло. Свет серебристого светила заставлял гладь воды переливаться.

Водной артерии не виднелось ни конца, ни края, моста также не наличествовало в поле зрения; пришлось пересекать вброд. Реверс ступил в воду. Обувь взял в зубы, наколенники спрятал в рюкзак, закатал штанины и вошел в необузданный поток.

Бр-р-р, а водица-то ледяная! Обнаружив этого, он замер, приспосабливаясь к холоду, и пошел дальше, вперед.

Полностью оказавшись в воде, он принялся балансировать, течение едва не сносило его. Как таран, прорывался сквозь мчащийся поток. В конце пути давление воды оказалось прямо-таки непосильным. Сталкер едва не лишился равновесия, но в последний миг за случайный камень ухватился… Так, теперь резким рывком вытащить себя на тот берег – и он переправился, ура…

И тут что-то вмазало в висок! Сыпануло искрами из глаз, баланс был моментально утерян, и он очутился в свободном падении…

Врезался в воду и почувствовал, как его тащит, уносит прочь… Обуял страх, подсознание отчаянно кричало, вопило: «НЕ НАДО!!!», горький ком трепыхался в горле, сердце провалилось ниже пяток, окружающее воспринималось исковерканным. Он противился, махал руками и ногами, переворачивался, но водная машина неумолимо исполняла свою задачу. Как тряпичную куклу, его мотало и безнадежно несло в никуда. Положение вошло в бесконтрольную фазу. Он выдохся, закрыл глаза, и наступила тьма…

…Река осталась где-то там, невесть где.

Здесь ее точно не было. Ничего мокрого и холодного!

Он лежал на сухой траве, судя по ощущениям, и когда с превеликим усилием открыл глаза, увидел…

Склонившегося над ним Орла.

– Подкосило же тебя, дружище, – озабоченно, но иронично произнес он. – Зацепило, втянуло, еле выловить ниже по течению успели.

– И-и… что теперь? – Реверс даже удивился, что способен говорить.

– Пошли, что ж еще. Нам идти надо. Мы сталкеры или где?

Тропа звала.

Реверс не без помощи Орла поднялся на ноги и, следуя примеру напарника, глянул вперед. Перед ними снова простирался лес…

Шли по нему. Орел поддерживал иногда шатающегося, обессиленного Реверса, но чем дальше, тем с каждым шагом сильнее становился он. По мере отдаления от складчатых пузырей, по сравнению с которыми все остальное казалось не стоящими внимания мелкими неприятностями.

…Посреди соснового бора, на прогалине, одиноко серела дряхлая покосившаяся церквушка. Вокруг нее раскачивалась волнистая трава, в небе проходили косяки птиц. Одна из них на пару секунд присела на ржавый шпиль, воздвигшийся над выпуклым куполом, и полетела дальше. Креста над куполом давно не было. Рухнул или содрали в надежде, что он мутировал во что-то. Металлы, особенно драгоценные или с малейшей примесью, в Зоне часто приобретали необычные свойства.

Напарники очень медленно и осторожно приближались к заброшенному зданию. От церквушки веяло древностью и неизвестностью. Двери были приоткрыты, створки сохранились, но что там, за ними, издалека было не рассмотреть. Даже через оптический прицел и сканер.

Они подобрались к самому входу.

– Давай, ты первый, – сказал Орел Реверсу и застыл у правой створки с оружием наготове.

Реверс согласно кивнул и канул в бывшем пристанище христиан. Он ожидал чего угодно, но не такое! То, что встретило внутри, шокировало его. Повсюду были расставлены свечи, они горели; кое-где со стен на него взирали тусклые, размытые иконы. Реверс испугался увиденного похлеще стаи мутантов и в панике выбежал наружу.

А мутанты ждать себя не заставили. Со всех сторон к церкви уже подбирались твари. Изуродованные мутациями монстры разного калибра – когтистые, пятнистые, многоглазые, скользкие, всякие-всякие. Они приближались, смыкая кольцо; улизнуть было некуда, а стрелять бесполезно – и десятой части не успеешь выкосить, пока до тебя доберутся. Тем не менее Реверс воскликнул:

– Стреляй, чего же ты ждешь!

– Оружия нет, – огорошил его Орел. – Оно только что растворилось прямо у меня в руках. Вот, видишь. – Напарник похлопал себя по опустевшим кобурам, из которых обычно торчали рукояти мощных пистолетов израильского производства.

Реверс глянул – и вправду у Орла не осталось никакого оружия, да и его собственное тоже исчезло, он и не заметил, как и когда. Сталкеры поневоле юркнули между створок и отступили внутрь церкви. Орел, увидав жутковато выглядящие иконы в свечном обрамлении, присвистнул, но ничего не сказал.

За неимением скамей, остатки которых наверняка бы нашлись в католическом храме, они прижали захлопнутые изнутри створки дверей своими спинами.

– Молись, – вдруг сказал Орел.

– Чего-о? – Реверсу показалось, что он ослышался.

– Ты должен молиться. Это единственный выход, иначе они снесут дверь. Молитва – последнее твое оружие. Но поверить придется по-настоящему. Либо так, либо никак. Не важно, в кого, Иисуса, или Николая-чудотворца, или Деву Марию, да хоть в Магомета, Заратустру, Перуна, Кетцалькоатля или Будду. Молись тому, кого считаешь творцом земного сущего!

Иконы смотрели как-то укоризненно, но благосклонно. Свечи разрывали тьму. Реверс задрожал от страха, от безысходности хотелось метаться, он присел и обнял руками колени. Затем принялся едва слышно шептать…

Оказалось, в детстве его крестили. И он сразу как на духу вспомнил все слова молитвы «Отче наш» и отчеканивал их, отчаянно цепляясь за хоть какой-нибудь шанс, вкладывая импульс надежды в каждый звук.

Твари ломанулись в створки и ворвались в церковь. Реверса отбросило к дальней стене. Свечи перевернулись, и пол запылал. Пламя сразу же накинулось на иконы, стремясь пожрать! Как будто горело совсем рядом с ними, набралось ненависти к недостижимому и только и мечтало, чтобы добраться и сжечь, сжечь, сжечь!

– Абстрагируйся! – кричал Орел. – Это иллюзия! Ты только верь, верь искренне, от души, и тогда тебя не устрашит ничего!

И Реверсу удалось…

Какая-то страхолюдина устремилась к нему, занося лапу для удара. Но он твердо стоял на ногах и все бормотал, бормотал «Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое, да пребудет воля Твоя, да приидет царствие Твое и на земле, яко на…», и не важно, что совсем не изможденного бородатого мученика, распятого на кресте, при этом представлял. Не дрогнул, не пошевелился даже, встретил исполненный ненавистью к человеку взгляд твари взглядом гордым, непоколебимым.

И в момент, когда взгляды схлестнулись, как-то резко, одномоментно все захлестнула тьма.