Над головой раздалось хлопанье крыльев. Трое стервятниковкружили низко, всматривались, а еще с десяток опустились прямо из сияющейсиневы. Калашка вниз головой кинулась за пазуху, свернулась в ком и затихла.Олег чувствовал, как судорожно стучит крохотное сердечко.

— Что же я за дурак! — закричал он в отчаянии. — Поспешишь —дураков насмешишь! Заклятие не переменил... Теперь опять пешком, дурак проклятый!

Песок сочувствующе шуршал, горячий и сухой, а внизу землязвенела под сапогами. Он не стал переходить на ту сторону барханов, мерзковидеть следы своей дурости, потащился злой и насупленный, разочарованный, всееще дурак, все еще не умеет...

Калашка однажды насторожилась, что-то заверещала в ухо. Олегстал прислушиваться, уловил запах животного, чуткие ухи лесного человекапоймали эхо хруста. Только тень хруста, но уже все понял, снял пояс, намотал накулак.

Одинокий верблюд беззаботно дожевывал куст чертополоха. Откуста ничего не осталось, но копытами удавалось выбить из песка толстыежилистые корни, и верблюд самозабвенно рылся мордой, став похожим на кабана,подрывающего корни дуба.

Олег сбежал с бархана как лось через мелководье,разбрызгивая по обе стороны тучи песчаных брызг. Верблюд вскинул голову, глазанедоумевающие, но на всякий случай повернулся и бросился наутек.

Олег знал по опыту, как быстро умеют бегать верблюды, ноэтот явно был лучшим. Он несся как утка над озером, даже шею вытянул, разрезаясловно летящая стрела плотный воздух, Олег мчался как гепард, расстояниесокращалось медленно, тело разогрелось, раскалилось, в груди уже был горн,внутренности горели, голова наполнилась горячими угольями, но и верблюд началуставать, несся тяжело, словно медведь через чащу... но редко кто знает, чтоверблюд способен бегать не только быстрее медведя, но даже быстрее скаковойлошади.

Худой зад приближался, приближался, Олег из по-следних силсделал рывок, ухватился за шерсть на боку, в кулаке остался клок, со второйпопытки захватил в горсть кожу. Верблюд захрипел от боли, замедлил бег. Олег находу закинул пояс на морду, сдавил, верблюд вытаращил, задыхаясь, глаза.

Потом они стояли, оба тяжело дыша. Сверху на плечо Олегатяжело упала Калашка. Грудь помощника колдуна вздымалась так же тяжело, внутрихрипело. Не успев отдышаться, полезла по Олегу вниз головой, цепляясь за шкуру,к баклажке.

Олег выдернул пробку, зверек едва не втиснулся туда весь.Худое тельце дрожало, лапки тряслись, воду лакал с таким остервенением ижадностью, словно это были последние капли в его жизни.

— Смотри, — предостерег Олег, — в рыбу превратишься.

Калашка в страхе отпрянула:

— В рыбу? Здесь, в песках?

— Да не я, — ответил Олег с неловкостью. — Я в рыбу не умею.

Калашка уносилась ненадолго, определяя направление, затемустраивалась на плече, а то и вовсе забиралась за пазуху, долго копошилась,устраиваясь, сворачивалась в комок, вскоре Олег уже слышал тихое сопение.

К концу второго дня Калашка начала верещать, улеталанадолго, а вернувшись, оставалась на плече. Олег тоже чувствовал возбуждение, ачто-то звериное, что Род вложил в человека в самом начале, предупреждало, чтоприближаются к их цели.

Наконец зверек снялся в воздух, но не улетел, а сделал кругнад головой Олега и снова плюхнулся на плечо. Глаза сверкали, он беспрерывноверещал, белые зубки блестели хищно, во рту было красно, как в горящей печи.

— Прибыли? — переспросил Олег. — Черт, я даже не верил...

Он спрыгнул, погрузившись в горячий песок почти до колен.Верблюд стоял рядом мохнатый и надменный, его широко расставленные копытаудерживали толстую тушу с той же легкостью, с какой вода держит огромногожука-плавунца.

— Брысь, — сказал Олег. — Твое счастье, что я все-такидостал тебя своими клешнями, а не магией...

Верблюд явно все понял, потому что ринулся сломя головупрямо через бархан. Песок взлетел так мощно, словно верблюд пытался забиться,как ящерица, с головой. Прошелестели по песку копыта, а Олег уже гладил зверькапо гладкой головке. Зеленые глаза обшаривали барханы в каких-то признаках, чтоздесь иначе, что под ними погребено величайшее сокровище... А может, невеличайшее, но все же диковинка, которая может изменить жизнь на земле...

— Начнем, — сказал он вслух. — Короед во многом прав...может быть, даже во всем. Но одного просто не знал. Я дурак и неумеха во всем,но землю портить умею как никто другой.

Он сам удивился, с какой легкостью его губы вышептали тосамое заклинание, которое усвоил первым. Успел подумать, что каких же усилийпотребовалось бы, чтобы научиться что-то создавать, а не рушить. А пока что онтот герой, у которого силы горы, а ума с маковое зернышко, да и то не самоекрупное...

Земля дрогнула, раздался треск, словно под ногами лопнулстановой хребет огромной горы. Под ногами за-двигалось, закачалось, словно онвстал в лодке на середине бурной реки. В трех шагах песок внезапно потек, всебыстрее и быстрее, проваливаясь в незримую яму. Этот быстро раздвигающийсяпровал протянулся в обе стороны на версты, Олег со страхом подумал, что как быне до края мира, он же спешил пользоваться, еще не зная всего, чем аукнется...да вообще-то черт с ним, чем аукнется, ему позарез нужна эта Жемчужина, вот ивсе.

Сильный удар под ногами бросил его на землю. Глаза засыпалогорячим песком, во рту захрустело. Оглушенный, он лежал, раскинув руки, земляподпрыгивала как взбешенный конь, внизу были мучительный крик, стон, жалобы нанечеловеческом языке.

Он лежал, пока толчки и тряска прекратились, только далеко вглубине слышалось глухое ворчание, словно неведомый зверь уходил подальшевглубь от солнечного света.

Трещина была уже не в трех шагах, а начиналась почти отправого локтя. Он пугливо отполз, страшась за-глянуть за оскаленный крайкрасного, как залитого кровью, гранита. Солнечные искорки прыгали по сколотомукраю, сотни маленьких солнц прыгали в глаза и больно кололись.

Другая сторона трещины отстояла сажени на три. Олегпосматривал на такой же красный край, там такие же искорки, вот почему треск игрохот, ломалась не сухая веточка, а каменная гора хрен знает какой толщины. Скрая струятся жиденькие ручейки песка, совсем тонкие. Дальше песчаные горы, досамого виднокрая, а то и дальше, над головой небо без единого облачка.

— Надеюсь, — сказал он вслух, и сам поразился севшемуголосу, — верблюд убежал в нужную сторону... Не все же уроды, как я? Ну,Калашка, сиди здесь...

Летучая мышь непонимающе смотрела, как он сбросил одежду,разулся, все сложил в мешок. Широкие ладони подхватили ее крохотное тельце,зверек протестующе пискнул, но пересел на мешок.